Обретение (СИ)

Аррава, дочь обнищавшего горшечника, слепила таки в заброшенной пыльной мастерской Малиновую Тетку, оберег для будущей семейной жизни. Ее отец пил горькую. Мать заставила старшего брата просить милостыню, а чтобы больше подавали, отрубила ему ногу. Глиняная статуэтка Тетки почему-то становилась все более малиновой и, как казалось, начала толстеть.

Подвал дома начальника Управы господина Дзиннагона, спесивого типа в расписном паланкине, был затянут черным липким туманом... издалека чувствовался мерзостный запах. У меня мурашки ползли по спине от одного вида его хором. Почему соседи спали спокойно?

Откуда я знаю что-то про этих людей? Кажется мне все это? Нет?

У меня появился фетч.

Кот-в-мешке, настоящая нежить, я читал о ней в книжках. Когда впервые увидел, как по запущенному саду радостно скачет синий мешок с красными кляксами – тот самый, в котором я похоронил несчастного кота, – стало совсем тоскливо. Долго сидел перед листом бумаги, время от времени занося над ним кисточку, чтобы начертать ритуальную фразу покаяния: «Досточтимый господин мой и отец!..» – но стыд был сильнее уныния. Да, моя обитель напоминала приют бродяг-погорельцев, колбаски стояли поперек горла, купание в ручье не обеспечивало той чистоты тела, к которой привык, со стиркой не ладилось, обуревали видения...

Соседи из квартала Ворон сторонились меня. Шая как-то объяснила, в своем простоватом стиле, что это – от отсутствия клановых татуировок. Я вспомнил один из рассказов отца, которыми он воспитывал меня по субботам. Его глуховатый голос, лишенный каких-либо эмоций, как наяву зазвучал:

– В Империи принято татуировать левый висок знаком-символом клана. Чем сложнее символ, тем ниже в иерархии власть предержащих стоит его носитель и тем больше его уважает чернь. Он означает, что человек смог сделать карьеру с низов. Не каждый удостаивается знака высшей семьи, но только к таким и имеет смысл присматриваться. Порядок формирования символа таков: сначала наносится знак биологической семьи, затем – клановой профессии, затем – знак высшей семьи, объединяющей кланы. Всего высших семей шесть:

Иса Синий лед;

Тулипало Багровый огонь;

Куккья Цветы роз;

Пиккья Шипы роз;

Терас Стальные соколы;

Туркис Мягкое золото.

Он поправил и без того безупречно ровную стопку свитков на столе и продолжил:

– Самые высшие и самые низшие исключены из общественной иерархии, им не наносят клановых татуировок вообще. Высшие – потому, что нельзя управлять чем-то, являясь его неотъемлемой частью. Управлять можно только извне. И знание об объекте и процессах, протекающих в нем, нельзя получить, являясь частью этих процессов... – это высказывание я так и не смог понять, как, впрочем, не понимал смысла половины его речей. А еще мне было неясно, почему он перечислил шесть семей, если мы испокон веков отмечали праздник Семи, но задать вопрос не решился. – Профессиональными сообществами кланов управляют старые роды. Старым родом признается тот, который смог сохранять и возвышать себя более тысячи лет. Высшие семьи старых родов маркируют себя лишь родовыми цветами и деталями церемониальных одеяний. Самые низшие тоже исключены из иерархии, потому что польза для общества от них сомнительна, а вред очевиден. Какой может быть прок от бродяг? Вообще никак не указывают клан странствующие философы, колдуны, змеи-оборотни...

И я. Ибо я принадлежу к высшей семье рода Иса, возглавляющей кланы чиновников и судейских администраторов, но лишен права носить родовые цвета – это плата за обретение свободы от обязательств перед семьей. Поэтому в глазах законопослушных обывателей тот же алхимик Мунх, сменивший множество профессиональных сообществ музыкантов, ученых, охранников, – о чем свидетельствовали татуировки, – выглядел добропорядочным гражданином, а я – нет.

«Нельзя жить с соседями и быть свободным от соседей», – писал Учитель Мин. Кажется, пора признать его мудрость: я превратился в изгоя. Но и униженно вернуться туда, откуда уходил с таким триумфом, не мог.

Как-то под вечер требовательный стук заставил вынырнуть из печальных дум над уже зачерствевшими булочками. Я распахнул дверь и... получил сильный удар по голове. На пороге стоял сердитый толстый человечек в роскошном, но изрядно пропыленном ханьфу с пятном на груди. Похоже, пятно имело непосредственное отношение к изысканному соусу «Полет цапли». Я помнил его аромат. Его подают к дичи.

– Ты кто такой, черт тебя побери! – заорал человечек и примерился провести хук справа.

Это меня доконало. Стратегически отступив в кухню, выудил из ведерка с углем увесистую кочергу и крикнул в ответ:

– Впервые в своей жизни я ушел из дома! Впервые в своей жизни я один! Впервые в своей жизни я сейчас кого-то убью!!! И вообще, – зачем-то добавил я, – в приличном обществе ханьфу давно не носят.

– А ты, – он старательно принюхался, – умник, знаешь, что уже давным-давно существуют общественные бани?

– И прачечные!.. – мстительно парировал я.