Обретение (СИ)

– Так, – улыбнулся Учитель Доо. – Я понял, к чему ты ведешь. Твой брат перешел границу допустимого. Котята, стихи и вино не представляют опасности для устойчивости общества, а вот убийство человека человеком – это разбазаривание ценного материала. Только государство, как официально признанная структура, вправе определять, нужен ли в механизме конкретный винтик или от него необходимо избавиться. Государство, а вовсе не частное лицо, готовое убить за нескстати высказанное мнение или потому, что рожа твоя не нравится. Любой убийца покушается на прерогативу государственной машины карать и миловать, отсеивать годных и негодных. Твой брат оказался сломанным винтиком, он подлежал изъятию. Уход же из дома Гангарадсардарнапала Исы вообще не имеет никакого значения, пока он всего лишь заготовка винтика...

– Я человек! Я думаю, чувствую, мечтаю, творю. Моя ценность...

– Нулевая для общества. Пока, – Учитель Доо ехидно подмигнул. – Здесь, на земле, все мы такими рождаемся: думаем, чувствуем, мечтаем. Любой, в кого пальцем ни ткни. А это означает что? – он поднял вверх палец. – Необходимость добровольного принятия ограничений в свободе творить то, о чем думаешь и мечтаешь. Делать нужно не то, что хочется твоей левой ноге, а то, в чем нуждаются все. Нестандартный и эгоистичный винтик тоже выкидывают, чтобы не затруднял работу механизма в целом.

– Мы, Иса, вырождаемся? – я наконец-то задал по-настоящему тревожащий меня вопрос.

– Скорее перерождаетесь, как Мудрейший Луу, например. Пинхенги, наверное, тоже переродились бы, если бы им дали такую возможность... – заключил он со странной грустью в голосе.

Это что же получается? Пусть даже я буду чертовски талантливым художником, или великим мыслителем, или неизмеримо прекрасным в своей доброте гуманистом, – это никому не нужно, если не будет приносить реальную пользу? Я приуныл.

– Ты нерадивый ученик, – Учитель Доо постучал себя пальцем по лбу. – Я тебе с самого первого дня объясняю, что общество – не единственная среда обитания человека. Это всего лишь огороженный крепкими стенами загон со сторожевыми собаками, защищающими от опасностей и вызовов мира отары робких овец. А мир за стенами загона куда как богаче и разнообразнее, чем кажется любителям зеленых лужаек и возделанных огородов. И те, кого исторгает и выкидывает за ненадобностью социальный механизм, изначально были негодными для него винтиками. Их место на воле, за стенами и оградами. Они – органичная часть этих гор, рек и неба, этих звезд и того, что за звездами. Ритм существования мира совпадает с ритмом биения их сердец. Мысли, чувства, мечты встраиваются в жизнь вселенной, обогащая и дополняя ее. Их собственные творчество и поступки становятся неотъемлемой частью макрокосма, обязательной его частью. Изъятие, смерть такого существа недопустимо. На его месте возникнет прореха в ткани мироздания.

– А он? – я кивнул в сторону живого валуна.

– А он ищет выход за границы всего, что есть. Ведь, по большому счету, макрокосм, объединяющий вселенные, тоже всего лишь загон. Помнишь Повелительницу Пепла, стерегущую границу мира? Может, это и не именно она, но кто-то границу хранит. И такие хранители не единичны, ведь вселенных множество. Этакие Шесть семей на службе существующего Порядка. Мудрейшему тесно и в этой структуре. Он и в ней «нестандартный винтик».

– Но что там, за пределами сущего?

– Ничто.

– И как туда попасть?

– Абсолюту как единой субстанции, состоящей из таких атрибутов, как мышление и протяженность, присуща внутренняя необходимость бытия. У любой вещи есть причина существования, потому что она часть единой вселенной, в которой случайно ничего не происходит. Основу ткани реальности составляют причинно-следственные связи. Но тот, кто не связан причиной, не является и следствием. Кто абсолютно спонтанен – тот свободен от законов вселенной. И, будучи истинно свободным, уйдя за границы реальности, он способен окинуть взором общую картину всех миров. Такие люди знают, что нет никакой обусловленности, нет у происходящего смысла... материя, сознание, да и сам Абсолют внутренне пусты. Принятие этого открывает узкую дверь за границы макрокосма. И миры исторгают из своих пределов своевольную душу, наполненную пустотой. Ей нет здесь места.