Обретённая память

Выйдя из ванной, Оуэн постучал в дверь, украшенную яркой разноцветной деревянной табличкой с надписью «КОМНАТА КИРСТИ» и сказал:

— Ллойд… это Оуэн. Выходи, приятель. Нам нужно на работу.

Из комнаты донёсся стон и хихиканье; стон Ллойда, хихиканье — Кирсти.

— Только не мне, приятель, — отозвался Ллойд. — У меня выходной.

«Чертовски похоже на него, — подумал Оуэн. — Он тащит меня в город, заставляет напиться, а потом берёт выходной. Чертовски типично».

— Тебе в самом деле нужно идти на работу? — спросила готесса в пижаме, когда он вернулся в комнату, чтобы обуться.

— Ага, вроде того, — ответил Оуэн. — Я врач.

Спустя несколько минут он вышел на улицу, на очень яркий и очень холодный дневной свет. Ему нужно было поесть, но у него не было на это времени. Ещё ему нужно было понять, куда идти. Он не так уж долго жил в Кардиффе, и бóльшая часть города всё ещё была для него незнакома.

Вдобавок к географической дезориентации, он ощущал стыд, проходя мимо пенсионеров, толкающих тележки, и жителей пригородов, торопящихся на работу. Как будто все они точно знали, что он делал ночью, как будто они могли видеть его насквозь. А может быть, они просто чувствовали запах перегара, когда он проходил мимо. В любом случае, это было не слишком приятно.

Поездка в автобусе была испорчена кричащими детьми, в чём Оуэн совершенно не нуждался, потому что у него снова начала болеть голова. Конечно, он мог бы позвонить на работу и сказаться больным, но на самом деле это было не лучшим вариантом. Врачи не берут отгулов по болезни. У врачей, согласно неписаному закону, такая иммунная система, которая может победить любой вирус, и они определённо не страдают от похмелья.

Он добрался до отделения неотложной помощи в больнице почти через час после того, как ушёл из дома девушки. Его коллеги и так называемые друзья уже ждали его — либо с ухмылками, либо с недовольно поджатыми губами.

— Ц-ц-ц… где ты шлялся прошлой ночью, грязный гуляка?

— Чувствуешь себя немного потрёпанным?

— Что это у тебя на рубашке — соус от шашлыка?

— Думаю, доктору Харперу понадобится прилечь. Жаль, что нам он понадобится в пятой палате. Возьми кофе и надень пиджак. Не можешь же ты болтаться тут с видом, как у чёртова бродяги. Ты пойдёшь со мной.

Первым его пациентом оказался мальчик, которого сбила машина, когда он шёл в школу. Когда начальник Оуэна, доктор Баласубраманян (или просто доктор Бала) отодвинул занавеску, Оуэн почувствовал, как его сердце упало. Он мог смириться со всеми аспектами своей работы — с кровью, ранами, физиологическими жидкостями; но ему всегда было тяжело, когда пациентом оказывался ребёнок. К счастью, ему не приходилось много работать с ними, и все дети, которых он лечил, выздоравливали.

— Доктор Харпер, это Даррен. Даррен, это доктор Харпер. Он просто осмотрит тебя, чтобы понять, что нужно делать, чтобы тебе стало лучше.

Даррен Лукас был голубоглазым девятилетним мальчиком, но сейчас он лежал на больничной кровати, вскрикивая от боли при каждом движении. Только взглянув на него, Оуэн мог сказать, что у Даррена сломана рука и, возможно, ключица. Нужно было сделать компьютерную томографию и рентген грудной клетки. Он вполголоса пояснил доктору Бале, что собирается делать, и доктор Бала кивнул и, как всегда, добавил несколько предположений. Закончив консультацию, Оуэн повернулся к Даррену.

— С тобой всё будет хорошо, Даррен, — сказал он, мягко улыбаясь. — Скоро мы поставим тебя на ноги, и ты сможешь играть в футбол.

— Ненавижу футбол, — всхлипывая, ответил Даррен.

— Хорошо, — сказал Оуэн. — Тогда будешь играть в то, что тебе нравится.

Он наклонился немного ближе к мальчику.

— Послушай, приятель. Я знаю, что тебе страшно и больно, но ты поправишься. Хорошо? Ты мне веришь?

Даррен Лукас кивнул.

— Ты очень хорошо держишься, Даррен. Если будешь продолжать в том же духе, может быть, мы дадим тебе медаль.

Даррен улыбнулся, но очередной приступ боли заставил его вздрогнуть.

— Знаешь, для этого у нас есть медсёстры, — сказал доктор Бала, когда они вышли из палаты Даррена.

— Что вы имеете в виду?

— Дружескую болтовню. Мы должны успокаивать, но не следует перебарщивать, изображая доброго доктора.

— Я не притворялся. Я просто подумал, каково ему сейчас. Это должно быть чертовски страшно. Большая больница. Много врачей, которые говорят непонятную чепуху.

— Да, я знаю, и не думай, что мне всё равно, но на самом деле ты должен иногда выдерживать хоть какую-то дистанцию. Знаешь, это тяжёлая работа. — Доктор Бала засмеялся и сильно хлопнул Оуэна по плечу — это был один из его фирменных жестов. — А теперь я хотел бы, чтобы ты осмотрел ещё одного пациента, джентльмена из седьмой палаты. Этот очень странный. Поступил пятнадцать минут назад. Один из наших водителей «скорой помощи» обнаружил его у входной двери.

Они подошли к кровати следующего пациента, молодого человека не старше двадцати пяти лет. Он был покрыт сажей и чёрным пеплом, но не обожжён. На нём не было рубашки, на рану на груди была наложена повязка.

— Кто вы? — спросил молодой человек.