Мари вошла и внимательно посмотрела на неё. Это был взгляд любящий, заботливый. Отчего-то Соня не усомнилась, что, прикажи она своей служанке убить Леонида, выполнит её приказание и глазом не моргнет. Не потому, что кровожадна, а потому, что преданна. И заранее оправдывает Соню во всем, даже в её ошибках.
Залезть на лестницу Мари ей не дала.
– Как можно, ваше сиятельство! Для чего же тогда я при вас?
– И для чего? – решила подразнить её Соня.
– Для ухода за вами. Для охраны…
– Охраны! Мари, мы всего лишь слабые женщины.
– С некоторых пор не так уж и слабы, – не согласилась та. – Если бы не «звездочки», кто знает, смог бы ваш Лени сейчас расхаживать по Барселоне, по вашему дому и тем более говорить с вами в непозволительном тоне.
– Об этом я и хотела с тобой посоветоваться.
Чёрт! Может, прав Леонид, и Софья уже начинает перенимать манеры простонародья? Посоветоваться со служанкой? Кому бы такое могло прийти в голову!
Кажется, и Мари удивилась. Вон склонила голову набок, точно ожидала, не повторит ли Соня свою странную фразу.
Не дождалась и принялась водить тряпкой по деревянному потолку, а Соня придерживала лестницу. На всякий случай.
– Дело в том, что я вам с Жаном не все сказала. Леонид не просто мой соотечественник. Он был раньше моим женихом, но потом из‑за дуэли вынужден был бежать из страны, а я вышла замуж за другого.
Мари даже присела на ступеньку, чтобы удобнее было слушать.
– Но он бывший военный, человек властный, и не может допустить, чтобы женщина над ним главенствовала. Понимаешь?
– Как же тут не понять, – отозвалась Мари. – Таких, как мсье Жан, может, и нет больше. Только он может терпеть ваше главенство.
– А в таком случае, как я думаю, ничего о золотых слитках Леонид не должен знать. Придется нам все делать очень осторожно, что, конечно же, будет трудно…
– А вот и я! – воскликнул Жан, появляясь перед ними с небольшой детской кроваткой в руках. – Как вам моя покупка?
– Прелестная! – воскликнула Соня. – Только пока поставь её у порога. Мы с Мари решили тут всё помыть.
– Мы? – улыбнулся Шастейль. – Мне вспоминается басня о мухе, которая сидела на рогах вола и говорила: «Мы пахали!»
– Ты совершенно прав, я и есть та самая муха. Мари ничего мне делать не дозволяет. Но думаю, окна я все-таки вымою. Не приглашать же для такого дела отдельную работницу! А потом мы повесим портьеры и поставим кроватку. И кровать для няни. Пабло обещал прислать.
– Повезло нам с соседом, – заметил Жан.
– Зато со спасенным из рабства не повезло, – понизила голос Соня.
– Он где-то рядом? – спросил Жан.
– Пока нет, но может прийти с минуты на минуту. И вот что я подумала: о наших планах он знать не должен.
– Выходит, даровав ему свободу, мы поплатились своей? – усмехнулся Шастейль.
– Ничего на этом свете даром не дается, – тяжело вздохнула Соня. – Смотри, я предложила ему денег на дорогу, но он отчего-то медлит…
– А что, разве плохо ему здесь?! – с сердцем воскликнул Жан. – Кормят, поят. Любимая женщина рядом…
Соня покраснела, хотя Шастейль не сказал ничего особенного. Но поневоле вспомнишь матушкины присказки: «Знает кошка, чьё мясо съела». Или как там ещё – «На воре шапка горит»?
Зато теперь, увидев её смущение, Жан сразу догадается, что между нею и Разумовским завязались некие отношения, в которых самому Шастейлю было отказано.
Подумала так и рассердилась: что они все от неё хотят? Княжна Астахова вообще может позволить себе ни перед кем не отчитываться!
Но, взглянув на Жана, опять смутилась: он смотрел на неё с неприкрытой озабоченностью.
– Извини, Софи, я вымещаю на тебе своё раздражение. Но до него всё было так хорошо. Даже то, что мы с Мари попали в плен, а ты нас освободила…
Какой Жан все-таки порядочный человек. Он и не подумал в чём-то Соню заподозрить.
– Освободила вас не я, а рыцарь де Мулен, – торопливо поправила Соня. – И что в этом хорошего – в пленении?
– Хорошо то, что мы не успели вкусить всех его ужасов. Хорошо, что ты о нас побеспокоилась. Могла бы успокоить себя тем, что мы люди взрослые, бросили тебя одну, и не стала бы нас искать.
– Жан, опомнись! Вы оба мне… дороги.
При этих словах Мари поерзала на лестнице и шумно задышала. Она, будто старый скупец, собирала для себя все знаки внимания и памяти о ней обожаемой госпожи. Приютская воспитанница, которая никогда не чувствовала себя хоть кому-то нужной.
Соня скупо улыбнулась ей. Незачем проявлять слишком много внимания к этой глупой девчонке, а то Мари в порыве чувств ещё с лестницы свалится.
И она продолжала уже для Жана:
– Ты так много сделал для меня, делишь со мной все тяготы моего предприятия, все заботы…
– Софья! – услышали они не крик человека, а будто рев медведя.
Оба не сговариваясь выглянули в коридор. Посреди него стоял Разумовский с двумя шпагами под мышкой и огромной плетеной бутылью вина в руке, которой он взмахнул при виде Сони.