Обряд

Артур настороженно косится на Настю, но она только улыбается и опрокидывает рюмку в рот. На вкус шот омерзительный, но от него Настя сразу расслабляется, ее задранные до этого почти к самым ушам плечи потихоньку начинают опускаться. Показалось, ну конечно показалось, иначе и быть не могло, думает она, прижимаясь к Артуру.

— А вы прям Курт и Кортни, — произносит Катя.

— В смысле, что однажды она снесет мне башку? — ухмыляется Артур и целует Настю в висок.

— Нет, в смысле, вы классно смотритесь. А у Курта это был суицид.

— Ну-ну, — саркастично причмокивает Артур. — Суицид под названием «сумасшедшая ревнивая баба».

Настя улыбается, но у нее выходит заученно, механически. Она не слушает, о чем они говорят, а только обводит глазами бар.

— А где твой друг?

— Вышел, ему позвонили. Кстати, фотка вышла угарная, смотри. — Катя протягивает ей телефон.

Настино лицо на маленьком снимке размазано так, что черты скачут, как в глазах у пьяного. Она смеется фальшиво и со вздохом опускается локтями на стойку, будто хочет лечь.

— Ты совсем на нервах последние дни. — Артур накрывает ее руки своими. — Повеселись сегодня, расслабься. А то кроме своего универа, работы и пыльного склепа, который называешь квартирой, ты и жизни не видишь.

— Соглашусь с предыдущим оратором, тебя надо чаще вытаскивать в люди! — произносит Катя и тут же устремляется к дверям, завидев знакомых.

— Не грустишь? — тихо спрашивает Артур.

Настя поднимает глаза и смотрит на него, сначала рассеянно, а потом нежно.

— Устала.

— Ты слишком много взяла на себя.

— Ну, Артур, жить-то мне на что-то нужно.

— Переводись на заочку.

— Не переведусь. Это как-то…

— Не круто?

— Да при чем тут это. Мне нравится учиться, понимаешь? Я люблю университет. Да, это выдуманный мир, это как быть внутри книги — отсрочка реальности. Но я так люблю ходить на лекции, читать, слушать, вникать во все. Понимаешь, когда я там, я забываю.

— О чем?

— Обо всем. Отключаюсь, знаешь?

Вздохнув, он берет в руки тряпку и начинает тереть стойку.

— Что сегодня интересного было?

В этот момент Настя отчетливо ощущает на себе чей-то колючий взгляд, обжегший ее, как спрятавшаяся в высокой траве крапива, резко оборачивается и видит Катиного спутника. Он далеко, у дверей, Катя трется о его локоть, ни дать ни взять кошка. Настя отворачивается, потом снова поднимает взгляд, сверлит глазами его лицо. Он смотрит на нее в ответ, через всю комнату, холодно и спокойно.

Он высокий, под метр девяносто, и от этого немного сутулый. Раньше был таким. Сейчас — нет. Сейчас его плечи будто шире, а скулы — острее, как нарочно подчеркивают блеск черно-зеленых чуть раскосых глаз. Одни углы, а не лицо, думает она. Он совсем не красивый, но она помнит каждую черточку этого лица, не только глазами, но и губами, пальцами. Если это правда он, то на виске, под волосами, у него должен быть шрам. Она помнит его на ощупь, даже сейчас ощущает под пальцами.

Тогда, той ночью, три дня назад, волосы у него были почти до плеч, и на нем была длинная серая шинель. А сейчас — кожаная куртка и толстовка «Зенит». Он подстрижен, виски почти сбриты, длинные черные волосы на макушке зачесаны назад. Он отворачивается, с улыбкой смотрит на Катю, что-то говорит. Нет, не он. Не умел он так улыбаться никогда. Или все-таки он? Настя пытается снова поймать его взгляд, но тот упрямо, будто нарочно, не смотрит.

— Насть, прием-прием, ты чего застыла?

— Что? — Она оборачивается и смотрит в светлоголубые глаза Артура.

— Что на парах было, спрашиваю?

— Русские писатели — жертвы репрессий.

— Например? Гумилев?

— Нет, более… камерные.

— Это какие?

— Да ты не знаешь таких.

Артур кидает на нее быстрый обиженный взгляд, но она не замечает его, снова и снова оборачиваясь в сторону дверей.

— Ждешь кого-то?

— Нет.

— А что смотришь туда?

— Просто так.

— Так что за репрессированные? Наверняка я слышал. Ты плохо обо мне думаешь. Дай хоть один пример.

— Барченко.

— Это кто?

— Писатель, — отвечает она с косой улыбкой. — Оккультист. Его НКВД сначала отправил в экспедицию на Север, искать шаманов, выведывать у них… — Настя снова ловит взгляд мужчины у дверей, и ее дыхание прерывается. — У них выведывать… обряд.

— Какой обряд?

— Что?

— Ты сказала «выведывать обряд»? У шаманов?

— Обряд? Оговорилась. — Она с трудом опускает ресницы и переводит взгляд на Артура. — Они хотели знать, можно ли использовать знания шаманов с русского Севера, чтобы контролировать… массы.

— И как?

— Их всех убили. Шаманов, и Барченко, и его руководителя. Всех пытали и расстреляли в подвалах НКВД.

— Ого. Это вы на литературе проходите такое?

— Мы разное проходим. В прошлый раз нам говорили о страхе как о движущей силе.

— А теперь о расстрелах и гипнозе. Чудненько. А я-то удивляюсь, чего ты такая дерганая.

Настя усмехается, вновь ища глаза в толпе.

— И что он написал?

— Несколько романов, рассказы, исследование…

— А что самое известное?

— Роман «Из мрака».

— Готично! Там про что?