Обряд

Теперь они все знают Настю, все здороваются с ней. Оно и немудрено: такой скандал — и так близко. Кто бы мог подумать, что этот симпатичный молодой человек со светлыми волосами, который всегда ходил в отглаженной рубашке, оказался квартирным аферистом, который женился на этой замухрышке для того, чтобы сдать ее в дурдом. Ведь специально же нашли девочку, сироту без единой живой души в мире, да еще и с наследственностью нехорошей. А еще у него подельница была, тоже бывала здесь частенько, такая высокая, на красной машине. Они по документам брат и сестра, а на самом деле, говорят, роман крутили! Она его и порешила, прямо там, в мастерских, на пятом этаже, по голове ему дала какой-то фиговиной и свалила все на эту бедолагу. Сообщник попытался ее кинуть на деньги, вот она и решала сразу две проблемы одним, так сказать, ударом. И девочку эту несчастную посадили даже. Но потом отпустили, когда следователь поглубже копнул. Все-таки хорошие парни работают у нас в отделении на Петроградке, молодцы.

Сколько раз за эти месяцы Настя слышала, как говорили это у нее за спиной. Столько раз, что ей стало плевать.

Настя отпирает дверь ключом и входит в квартиру, пропустив Матвея вперед. До того как она вернулась сюда, ей было страшно, что это место навсегда останется для нее чем-то темным, плохим, вроде больничной палаты хосписа, откуда никогда не выйдешь живым, но это оказывается не так. Зайдя внутрь в первый раз после возвращения, она вдыхает запах пыли и пересохшей масляной краски и видит себя танцующей с бабушкой под вальс на радио. Видит, как тепло встречает ее эта совершенно незнакомая ей, только что овдовевшая пожилая женщина, как принимает в свой дом. Бабушка была сестрой дедова армейского сослуживца, абсолютно чужим человеком. Как Настя могла забыть эту доброту, эту любовь? Почему ей казалось, что в жизни у нее не было ничего хорошего, одна лишь тьма?

Полиция не смогла точно выяснить, какие именно препараты давали Насте с пищей и водой ее жених и лучшая подруга — слишком много прошло времени. Возможно, они не давали ей ничего, потому что провалы в памяти начались у Насти давно, гораздо раньше, чем эти двое появились в ее жизни. Шесть с половиной лет назад. Когда-нибудь они пройдут — так пишут в книгах, которые она взяла в библиотеке. Самое главное, что она не убивала Артура, а он никогда ее не любил. Это освобождает ее от вины и от горя, освобождает для того, чтобы поцеловать Матвея в губы прямо в прихожей, прижавшись к нему всем телом. Чтобы водить языком по его зубам, пока он не откроет рот и не впустит ее, и она не почувствует его холодные сухие ладони у себя под свитером. Их любовь не похожа ни на что другое. Их любовь — любовь, Настя присутствует в ней вся целиком, в каждом прикосновении.

Ей больше не нужно обнимать кого-то, чтобы уснуть, она растягивается на спине, аккуратно убрав тяжелую руку Матвея со своего живота, и наблюдает за тенями на потолке, медленно погружаясь в сон. Она уже почти отключилась, когда с улицы до нее долетает звук — печальное тихое мяуканье.

— Черт, — шипит Настя сквозь зубы. — Вот я дура.

Это ее коты зовут. За то время, пока ее не было, двое из них, родители, пропали. Остались только младшие, подросшие котята, которые еще не могут самостоятельно прокормить себя. Настя неслышно встает с кровати, одевается и натягивает сапоги на босу ногу. Она решает не будить лифт, спускается по лестнице тихо, на цыпочках. Открывает дверь подъезда и выходит в промозглую темень двора.

— Ну где вы, кис-кис-кис, хорошие мои? Я опоздала, но пришла! Простите меня.

Но двор молчит, окутанный дымкой, поднявшейся с реки. Настя ежится, туже запахивает полы пальто.

— Кис-кис-кис.

— Мяу.

— Кис-кис-кис.

Она делает шаг в туман.

— Кис…

Тут к ее ноге прикасается что-то невидимое, теплое и мокрое. Она вскрикивает, нагибается. Черный котенок, такой маленький, едва открывший молочно-синие, полуслепые еще глаза, трется об ее сапог.

— Киса, ты откуда здесь?

Она берет его на руки. Котенок дрожит, трется и цепляется маленькими невидимыми коготочками за лацканы ее пальто.

— Маленький, где твоя мама? Кис-кис-кис.

Тишина. Постояв несколько мгновений, Настя накладывает корм в пустую миску и уходит, котенок у нее за пазухой.

Она долго прижимает лепесток магнитного ключа к замку, пока наконец не раздается монотонный писк механизма. Котенок испуганно жмется к ее груди, в его искристых черных зрачках бликует свет одинокой лампочки, покачивающейся под потолком подъезда. Она чувствует запах мокрой шерсти и страха. Настя поднимается наверх, перепрыгивая через ступеньку. Ей хочется скорее разбудить Матвея, не терпится увидеть его взгляд. На четвертом этаже она дергает свободной рукой за ручку двери, но та заперта. Наверно, Матвей проснулся и закрыл, думает Настя, ругая себя за то, что, как всегда, не захватила телефон. Она вставляет ключ в замок, проворачивает его и снова дергает за ручку.

— Матвей, — зовет она в глухую темноту квартиры. — Матвей…