Обряд

Такое возрождение поселка произошло не просто так. Дело в том, что спустя несколько лет после давнишних событий приехал сюда граф Ричард. Тот самый граф, для которого кузнец Уильям сделал серебряный амулет в свое время. Он подумывал переехать уже давненько. Деловой человек видел, как развивается поселок, что можно сделать неплохие вложения капитала в ряд производств. Но когда поселок пришел в упадок, то и Ричард на время забыл о своих идеях. Когда же граф задумал полное перерождение поселка, он сначала вернул лесорубов на прежние места. Только теперь они подчинялись ему. Выкупил Ричард и пастбища. Да и весь поселок постарался преобразить, раздавая в долг необходимые средства всем нуждающимся, отметив, что долг этот возвращать совсем не обязательно. Как многие добрые поступки люди приняли, поблагодарив, а после потихоньку забыли о щедрости графа. К слову, сам Ричард перестал быть щедрым. Осознал, что его решение с возрождением не было проработано хорошо. Затраты покрылись только спустя десять лет.

Граф при всей помощи поселку, сам находился в нем не постоянно. Его роскошный дом располагался на окраине, но там жили слуги. Ричард часто приезжал, жил по несколько недель. Однако семьи своей с собой не привозил. От людей ничего не скроешь, выведали они, что есть у графа дочь. Правда, с именем путались. Одни называли ее Катериной, другие Еленой, третьи так вообще Викторией. Что касается суженой графа, тот тут тайны никакой не держалось. Умерла она при родах малышки. Женщины поселка, узнав, что граф одинок, проявляли интерес к его персоне. Не каждый же день появляется возможность познакомиться с таким знатным человеком. Ричард сразу дал понять, ему не интересны здешние дамы, чем оскорбил многих.

Что-то подобное было и с лекарем Константином. Женщины пытались заполучить такого славного мужчину. Когда же узнали, что у него появился сын, то внимание только усилилось. Слухи пошли такие, что где-то в другом поселке или в городе была у лекаря семья, о которой он не говорил никому. Да только женщина, родившая Константину сына, умерла, оставив Генри отцу. Слухи слухами, а помощь целителю действительно была необходима. Он не отказывался, но предупреждал, что заплатит, как полагается. Иметь семью запрещалось служителю ордена. Пусть это и было отговоркой для самого лекаря. Ведь он давно уже не состоял ни в каком ордене.

В поселке были те, кто как-то связывал появление ребенка у лекаря со смертью семьи кузнеца. Считали, он забрал малыша к себе на воспитание. Имя ведь совпадало. Однако священник, чтобы развеять ненужные слухи, объявил, как другая семья из города приютила сына кузнеца. Константин благодарил священника за помощь. Чем меньше слухов, тем в большей безопасности находился Генри.

И вот прошло уже восемнадцать лет.

Генри вырос в прекрасного молодца. Силой был наделен отцовской, то есть кузнеца. Выглядел иначе. Похож был на мать. Словно сама ведьма так решила и передала сыну красоту. Порой парня подначивали, смеялись над его внешностью. Слишком неестественная красота, не свойственная мужчинам. Генри не обижался на них, да и Константин советовал не держать зла на тех, кто не видит истинной красоты, красоты души. Лекарь говорил так, чтобы успокоить сына. Знал ведь, что Генри особенный, и в красоте души нельзя быть уверенным. Неизвестно, была ли душа у сына ведьмы.

***

— А можно вопрос? — Даша прервала речь Николая Михайловича, подняв руку, словно первоклашка.

Профессор не сразу обратил внимание на девушку, запоминая, на чем остановился.

— Конечно, задавай. Я постараюсь ответить на него.

Даша все еще чувствовала себя не в своей тарелке.

— Собственно, это и есть вопрос. Я хотела поинтересоваться, можно ли вообще спрашивать, если вдруг что-либо будет не понятно?

— Можно, — спокойно ответил профессор. На его лице не отразилось никакого недовольства.

— Тогда спрошу еще, — девушка уже вела себя посмелее, — Маша мне рассказала о сюжете истории. Не помню, чтобы упоминался амулет.

В разговор вмешалась сестра.

— Я просто забыла, — на лице проступил румянец, — не думала, что граф еще вернется. Он казался второстепенным персонажем.

— Поняла. Тогда я умолкаю.

Профессору не пришлось ничего разъяснять. Он продолжил рассказ.

***