Обряд перерождения (СИ)

Рядом, сложив руки на груди и отгородившись от внешнего мира, стоял неимоверно бледный и худой юноша, едва разменявший второй десяток, хотя на самом деле ему в пору было удобрять пространство вокруг себя песком, так долго бродил он наравне с братьями по людским угодьям. Черные одежды сильно оттеняли белое с нитями темных вен лицо, а неестественные аметистовые, практически прозрачные глаза с суженным круглым зрачком, как у мертвеца, хоть и выглядели жутковато, но лучились добротой. Серебряные, мышиного оттенка волосы водопадом спадали на плечи и спину, заостряя и без того резкие черты лица. Мор, или Илай, сделал легкий поклон брату, одаривая спину Оливии лукавой улыбкой и хитрым взглядом, правила есть правила, и он как никто другой знал это, а посему разделял гордость Самаэля за будущую невестку. Когда Чума узнал о проделках Мефистофеля, то едва не бросил все свои дела, и метнулся было собирать остальных родственников, но в последний момент Люцифер остановил его, объяснив, что вмешательство только все испортит, а ангел должен сам решить этот вопрос.

И, наконец, третий брат – Голод, или как звали его родные Септус. Его можно было спутать с Мором, однако, если у того преобладала нездоровая бледность, то у Голода она сопровождалась еще и сильнейшей худобой, от которой кожа чуть ли не обтягивала кости, почти не оставляя простора для фантазии. Тонкие пальцы со всеми прожилками и хрящами были сложены перед собой, едва удерживая на безымянном пальце левой руки кольцо-печатку. Темно-синие одежды с вкраплениями черного одновременно и висели, и плотно сидели на сутулых плечах всадника, а обжигающий взор карминовых глаз неотрывно следил за каждым движением хрупкой девичей фигурки, про себя отмечая, что вкус у брата очень даже ничего. Рыжевато-ржавые короткие пряди были гладко зачесаны назад, открывая широкий лоб, и выглядели так, словно их не мыли несколько недель, но ни один волосок не позволял себе покинуть строя и испортить внешний вид хозяина.

- Ну что, мы готовы к церемонии, или юной мисс еще нужно время на подготовку? – с издевкой спросил Мор, явно специально подстегивая женщину к тому, чтобы та обернулась, но вопреки всему Лив осталась неподвижна и молчалива.

- Готовы, – ответил за нее Смерть, и все вместе они вошли в просторную залу, где дьявол уже успел подготовить все необходимое.

Везде, куда хватало глаз, высились канделябры на длинных ножках с множеством свечей. Их желтовато-алые огоньки слегка подрагивали от сквозняка, раскачиваясь из стороны в сторону. Мрак, окутавший каждый угол тронного зала, клубился и извивался, как змея, готовая к броску, но было в этой тьме что-то такое завораживающее, что хотелось непременно протянуть к ней руку. Всадники замерли позади, расходясь в разные стороны: Война остался стоять за спиной у детектива, а Мор и Голод расположились по бокам, сложив руки крестом на груди. Самаэль подошел к постаменту, на котором лежала толстая раскрытая книга в черной обложке, ее Оливия узнала сразу – Черная библия.

Положив обе руки на края подставки, блондин бросил короткий взгляд в сторону напарницы и поймал едва заметный кивок головы. Распрямив спину и набрав в легкие побольше воздуха, бессмертный принялся нараспев читать псалом, уже не поднимая головы от книги. Его братья не отставали от него, также распевая молитву. Олив смело смотрела в глаза Князю, когда тот спустился к ней со ступеней, ведущих к трону, с кинжалом в руках. Падший вытянул левую руку вперед, и Джонсон без опаски вложила в нее свою правую ладонь.

Крепко сжав тонкое запястье, шатен несколько секунд разглядывал его, а после рассек кожу на ладони брюнетки, позволяя бурому ручейку собраться в лужицу и убежать вниз, окрасив черный гранит в алый. После этого Сатана этим же ножом полоснул себя по руке и, не дожидаясь, когда кровь заполнит собой ложбинку в ладони, накрыл ею кисть Лив, смешивая свою и ее кровь. Женщина почувствовала, как рану обожгло, словно огнем, но порыв дернуться из рук Князя подавила и покрепче стиснула зубы, терпя боль. Огонь быстро заструился по венам, вызывая ломоту в костях и головокружение, но отступать от задуманного сыщица не собиралась. Огоньки свечей плавно перетекли из красно-желтого в сине-голубой цвет и замерли, будто стеклянные.

Голос Самаэля становился все приглушеннее, и вдруг сознание взорвало вспышкой боли. Она ослепила Оливию, и та упала на колени, не выпуская руки Люцифера. Чей-то голос спросил ее, готова ли она распрощаться с прошлой жизнью и навсегда отдаться во власть тьмы? Не раздумывая ни секунды, брюнетка ответила согласием, и так несколько раз, пока неизвестный судья выспрашивал, допытывался, отговаривал и всячески запугивал Джонсон, суля ей нескончаемые беды, проклятия и страдания, о которых никто из ныне живущих и не знал. Но Смерть предупреждал, что так будет, а потому просил ее быть честной, особенно перед самой собой.