Обрядовая сторона культов Древней Греции

В Сирии, Малой Азии и Греции священный год богини был разделен на три части, которыми по древним представлениям, правили Лев, Коза и Змея [46, с. 50]. Коза, символизирующая среднюю часть года, принадлежала богине смерти Персефоне, а олицетворяющий первую часть года Лев являлся священным животным богини рождения, фигурирующей в мифе об Адонисе под именем Смирны. В Греции этот календарь сменился другим, состоящем из двух сезонов, который либо, по восточной традиции, делился от равноденствия до равноденствия, как, например, было в Спарте и Дельфах, либо, согласно северной традиции, от солнцестояния до солнцестояния, как, было в Афинах и в Фивах [46, там же]. Этим и объясняется различие в решениях, принятых музой Каллиопой и Зевсом.

В Александрии изображения Афродиты и Адониса помещали для всеобщего обозрения на двух ложах. Рядом с ними раскладывали разные спелые плоды, яства, ставили горшки с растениями и зеленые беседки, перевитые анисом. В течение дня участники церемонии справляли ритуальный брак богини Афродиты с возлюбленным Адонисом. Наутро женщины, переодетые в траурные одежды, с распущенными волосами и обнаженной грудью, начинали оплакивать смерть Адониса, неся его символическое тело на берег моря и вверяя мертвого Адониса волнам морской стихии [72, с. 374].

По преданию, Адонис гибнет от вепря, как многие другие полубоги и герои в верованиях древних народов. Р. Грейвс предполагал, что в древности образ богини в ипостаси Персефоны являлся вепрем, который представляла свинья с клыками в форме лунного серпа [46, с. 51]. И когда год календаря был разделен на две части, то, по поверьям древних греков, его более светлая часть года находилась под властью царя-жреца, а более темная часть времени года оказывалась под влиянием таниста, нового претендента на трон, который являлся в обличии дикого вепря. Адонис отождествлялся с царем-жрецом, в лице которого этот бог умирал насильственной смертью.

Известно также, что у земледельческих народов восточной части Средиземноморского бассейна господствовало поверье, что воплощениями духов злаков были люди, принесенные в жертву на поле жатвы [72, с. 378]. Считалось, что души людей, принесенных в жертву, возвращаются к жизни в виде проросших колосьев, которые всходят на их крови и во второй раз находят смерть во время жатвы. Поэтому не лишено смысла, отнести практику умилостивления духов злаков к культу умерших. Смерть Адониса в понимании древнего грека символизировала не естественное увядание в растительности жизни – в летний зной и в зимнюю стужу, а имела отпечаток насильственной смерти злаков от рук человека, который сжинает их в поле, топчет на току и растирает в муку на мельнице [72, с. 378]. Рождение Адониса из миррового дерева, указывает на оргиастический характер культа Адониса, т. к., мирровое дерево в древности известно было в качестве возбудительного средства. По поверьям, капли смолы, которые роняет мирровое дерево, являлись слезами по Адонису [21, X.500].

Средоточием жизни Греции была семья, находившаяся в подчиненном положении по отношению к государству, и ее домашний очаг – неугасаемый жертвенный алтарь, возле которого собиралась вся большая патриархальная семья. По преданиям древнегреческой религии, именно богиня Гестия являлась богиней жертвенного алтаря, олицетворяющей личную безопасность и счастье каждого члена семьи. От имени этой богини каждый человек мог найти защиту в частном доме или в общественном заведении. Она являла собой священный долг гостеприимства. Ее огонь на алтаре был столь священен, что стоило ему погаснуть в знак траура или случайно, как его тут же вновь разводили.

По преданиям, Гестия была единственной богиней, которая ни разу не участвовала ни в ссорах, ни в войнах. Гестия никогда не отвечала на ухаживания богов, титанов или кого-либо другого. Богиня Гестия поклялась головой Зевса, что навсегда останется девственницей. Зевс вознаградил Гестию за принятое ею решение всегда оставаться чистой и непорочной, признавая ее право на первую жертву приносимых общественных жертвоприношений [12, с. 21-30].

Миф о Гестии и Приапе повествует поучительную историю о том, как обидчик становится презренным изгоем. То, что Приам был публично осужден всеми богами и вынужден был в страхе бежать от отмщения, когда попытался насильно овладеть богиней, отражает реальное отношение к женщинам в древнем обществе [21, IV.319 и сл.]. Символ похоти осел осуждает в этом мифе безрассудное поведение Приапа. Миф этот в древности являлся назидательным против плохого обращения, которое рассматривалось не иначе, как святотатство над женщинами, которые просят защиты у домашнего или общественного очага.