Обручение на чертовом мосту

– Наши печали – не твои заботы, – люто огрызнулась Матреша. – Тебя никто и не просил заступаться.

– Ну, если бы речь о тебе одной шла, я бы и пальцем не шевельнула, – с не меньшей злостью огрызнулась Ирена. – Курю только жалко… Да и Емелю…

– А его с чего? – фыркнула Матреша, и ее желтые глаза внезапно позеленели.

«Ага! – мысленно кивнула Ирена точности своей догадки. – Ревность – чудище с зелеными глазами!»

– Да с того, что горевать станет. Любит же он тебя, неужели не видишь?

Глаза Матреши вдруг заплыли слезами.

– Неужели правда? А я думала… думала…

– Думала, я тебе соперница? – подсказала Ирена. – С ума сошла. Софокл мне как брат. Ведь он Игнатию был молочным братом, значит, и мне…

– А ты и впрямь была замужем за Игнашею? – недоверчиво проговорила Матреша. – А я думала, лгут люди. Емеля-то верит тебе, а другие…

– Эх, что мне те другие! – вздохнула Ирена. – Сама-то я про себя все знаю. Знаю, что влюбилась в Игнатия, венчалась с ним, счастливой быть мечтала, а попалась в западню. Игнатий умер, а я… а мне что делать?!

– Лиза, Настя! – прикрикнула Жюстина Пьеровна, которая называла актеров исключительно по именам их персонажей. – Перестаньте болтать, нужно репетировать.

Девушки быстро переглянулись – и завели привычную песню:

– Настя, Настя, беда! Завтра у нас обедают Берестовы, отец и сын. Мне только что рассказал об этом папенька.

– Берестовы?! Мать честная! Да ведь Алексей Иваныч узнает вас немедленно.

– Конечно! И вообрази, что он подумает, коли узнает в благовоспитанной барышне свою Акулину? Какое мнение он будет иметь о моем поведении и правилах, о моем благоразумии? Моя репутация будет навеки опорочена! Я паду в его глазах безвозвратно!

– Да вы не тужите, барышня! – воскликнула Матреша с таким сочувствием в голосе, что скучавший в сторонке Емеля вдруг встрепенулся и посмотрел на нее очень внимательно. – Что-нибудь непременно придумается.

– Да что тут придумается? – уныло произнесла Ирена, с трудом удерживая улыбку. Все же приятно, когда у тебя становится на одного врага меньше!

– Вы можете сказаться больной, – улыбаясь в ответ, посоветовала Матреша.

– Ты ведь знаешь, что батюшка все болезни считает только причудами дамскими, он мне не позволит в комнате отсидеться. С него ведь станется и за косу меня к гостям вытащить. С другой стороны, мне бы очень хотелось видеть, какое впечатление произведет на Алексея свидание столь неожиданное… Ах, Настя, кажется, я придумала! Только мне для этого потребуется твоя помощь.

– Все, что велите, барышня! – от души сказала Матреша, и Жюстина Пьеровна захлопала в ладоши:

– Ну наконец-то все получилось как надо!

В первый же день на репетиции появился Адольф Иваныч в сопровождении Булыги и Нептуна. Бульдог немедленно принялся рваться на сцену и успокоился, только когда Ирена подошла и погладила его. Немец и староста со злобой наблюдали эту картину, но ничего не сказали. Точно так же молча Адольф Иваныч смотрел репетицию. Лицо его было непроницаемо, однако Булыга зевнул и жалостным голосом возопил:

– Адольф Иваныч, ой, батюшка, а не прикрыть ли тебе тияры эти? Как бы гости с тоски не померли! Говорят, говорят незнамо что, ходят, ходят по сцене незнамо зачем… Собрать бы гостей, а на сцену нашего Нептушу выпустить. Сигару ему в зубы да еще водки стакан… Во смеху было бы!

Жюстина Пьеровна схватилась за сердце. Адольф Иваныч переводил взгляд с актера на актера, как бы в раздумье, а не последовать ли, в самом деле, совету своего прихлебателя.

– Не моя воля, – наконец сказал он. – Господин Берсенев велел исполнить волю покойного дядюшки своего. Значит, спектакль должен состояться во что бы то ни стало. Но ты, Булыга, не сомневайся: если гости зевать начнут, мы в конце концов выпустим Нептуна с сигарою, чтоб их повеселить! Можем тоже прорепетировать, хоть сейчас! Сбегай-ка в кабинет графский за хорошей «гаваною»!

Ирена взглянула на несчастного пса, который, в свою очередь, взирал на нее умиленным взором, но при слове «сигара» насторожил уши, и сказала с самым высокомерным видом, на который была способна:

– Вы и так загубили собаку. От нее табачищем несет, словно от старого боцмана. Имейте в виду, господин управляющий: коли вы еще раз в моем присутствии осмелитесь подвергнуть бедного Нептуна этому изощренному издевательству, знайте: я на сцену больше шагу не сделаю. Можете меня хоть на месте убить, но – не сделаю.

Адольф Иваныч даже голову откинул от изумления! Булыга вытаращил глаза:

– Больно много воли взяла! Да как только эти ваши тияры отыграются, я на тебя самолично рогатки вздену!

– И правда спятила, – пробормотал Емеля, почти не размыкая губ. – Далась тебе эта псина!