Обрученная с врагом (СИ)

— Предательница, — почему-то вырвалось у Эльзы. Она забралась с ногами на диван и с тихой печалью подумала, что люди почему-то теряют последние границы. Врач ведь не должен предавать пациента. Тем более, она была для Мартина не просто врачом, но и другом. Эльза шмыгнула носом и добавила:

— Сучка ты. Сучка.

На экране снова была телестудия, и ведущий рассказал о новом законе его величества Андреаса, который уравнивал в правах всех граждан королевства. Неудивительно, что ведьмы обожали его, и никто не вспоминал, что Андреас был инквизитором в своей Стефалии. Это было неважно. Наверняка он набросал каких-то сладких косточек и остальным жителям страны. Все довольны, всем хорошо.

Эльза не знала, почему ей так тяжело на душе, словно она осиротела.

Поднявшись с дивана, она покинула гостиную и заглянула в комнату Мартина. На какой-то миг Эльзе почудилось, что она смотрит в открытую могилу. Нахлынувшая оторопь была настолько сильной, что Эльза сделала было шаг назад. Но она смогла совладать с собой и вошла в комнату. Просторная, светлая, окнами на юг — здесь можно будет, например, сделать библиотеку…

Эльза поежилась.

На широком письменном столе стоял раскрытый ноутбук Мартина, наверняка запароленный. Рядом лежали какие-то папки, полупустой флакон туалетной воды со скрученной крышечкой небрежно прислонялся к маленькой аудиосистеме. Эльзе казалось, что сейчас Мартин войдет в комнату и спросит, что она тут делает.

— …все внимание приковано к проспекту Покорителей, где начинается… — донеслось из гостиной, и Эльза бросилась к телевизору.

На экране было знакомое место: перекресток проспекта и улицы маршала Бокера. Народу — тьма-тьмущая, не протолкнуться. Ведьмы поднимают вверх руки с печатями, обычные зеваки напряженно смотрят туда, откуда появился и нарастает нервный гул. Вскоре Эльза разобрала, что это не просто гул, это собравшиеся на площади скандируют:

— Па-ла-чи! Па-ла-чи!

Ликовали все, и ведьмы, и простые горожане. Слишком уж инквизиция намозолила всем глаза. У каждого были друзья и родственники, вынужденные скрываться от регистрации либо скованные печатями. О том, что печати сдерживали чудовищ, никто не думал. Всегда ведь хочется верить, что с тобой и твоими близкими не случится ничего плохого…

Ведущие не комментировали. Эльза смотрела на экран, и веки жгло, словно она разучилась моргать.

Наконец появилась медленно идущая колонна. Люди в ней были облачены в тюремные оранжевые робы, руки каждого были скованы наручниками, над металлом которых порхали зеленые искры — должно быть, это была магия, не позволявшая инквизиторам освободиться. Эльза вскрикнула и тотчас же зажала рот ладонью.

Она узнала Мартина.

Он шел во главе колонны, равнодушно смотрел прямо перед собой, и его бледное лицо абсолютно ничего не выражало. На оранжевом плече, переходя на грудь, уродливым аксельбантом красовался грязный потек — должно быть, кто-то из толпы швырнул в Мартина чем-то вроде гнилого помидора или комка земли. Эльза не могла оторвать от него взгляда. Даже теперь, униженный и опозоренный, он выглядел львом, который идет среди обезьян — и идет, сохраняя достоинство.

Господи, да ведь совсем недавно Эльза отдала бы все, чтобы снова стать свободной — но не такой же ценой.

— Па-ла-чи! Па-ла-чи!

Из толпы вылетел камень, и тотчас же офицер полицейского оцепления отоварил швырнувшего дубинкой. Наверняка полиции следовало не допустить расправы: палачи, терзавшие свой народ, должны были умереть смертью гораздо более страшной, чем брошенный камень.

Камера сдвинулась, скользя по лицам идущих в колонне. Эльза почувствовала, как кольнуло сердце. Интересно, Стива сейчас там? Стоит среди прочих зевак, кричит?

Камера поднялась над проспектом — теперь колонна напоминала медленно ползущую гусеницу. Эльза смотрела на голову и плечи Мартина и понимала, что видит его в последний раз.

«Но тебя я спасу», — вспомнилось ей, и Эльза разревелась.

Кто-то из зевак снова швырнул камень, но она этого уже не увидела.

***

Шествие закончилось во Дворце правосудия. Там охрана отделила Мартина от его разжалованных коллег и повела какими-то длинными коридорами без дверей. Видеокамеры под потолком оживали, когда процессия шла мимо них: должно быть, вели прямую трансляцию.

Душевное оцепенение, охватившее Мартина после того, как он узнал, что Анна-Мария приложила руку к его будущей казни, оказалось на удивление полезным. У него не началась истерика, он совершенно равнодушно прошел по проспекту во главе колонны, и ненужные мысли его не терзали. В глубине души Мартин всегда понимал, что чем-то подобным все и кончится. В конце концов, инквизиция никогда не пользовалась популярностью…

Мартин только не ожидал, что его предаст та, которой он доверял безоговорочно. И не просто предаст, а собственноручно подготовит препарат, что отправит его на тот свет.