Обрученные Венецией

Андреа ничуть не обижался на воспитательский тон Каролины и с той же беззаботной улыбкой, вприпрыжку, бросился назад к дому. Ему не терпелось услышать ее мнение!

Каролина проследила, как малыш старательно поставил отцовские сапоги на положенное место, переобувшись в свои теплые сапожки. Сама она присела на табурет, рассматривая очередное произведение мальчика.

Кисть явно принадлежала ребенку, – это было очевидно, но девушка с грустными глазами и томной улыбкой казалась такой знакомой Каролине! Она с изумлением смотрела на свой портрет, с трудом осознавая, что некогда жизнерадостная и счастливая синьорина Диакометти смогла претерпеть в своем образе множество изменений за столь короткий срок. Неужто грусть в глазах принадлежит ей и эта, будто напускная, улыбка тоже?

Как же изменил ее душу Адриано Фоскарини – негодяй, сумевший поверить в ее предательство, и сам решившийся на эту мерзость! Она с ужасом замечала в себе, что думает о нем все чаще и чаще, невзирая на время, отдаляющее все дальше их последнюю встречу. Быть может, это связано с тем, что ее дитя растет внутри нее, непрестанно напоминая о своем отце?

С этой мыслью Каролина провела по животику, ставшему обителью ее стремительно растущего малыша, которого одно мгновенье, пусть недолгое, она принимала за обузу, возникшую в самый неподходящий момент. За тот поступок она корила себя до того момента, пока не успокоила в себе все переживания по этому поводу! Теперь ежесекундно растущая в ней сила материнской любви намеревалась окутать ее малыша всей благодатью, присущей женскому сердцу. Сейчас она биться за благополучную жизнь во имя блага своего дитя! Только вот не с безжизненным блеском в глазах, как на портрете маленького художника.

Андреа внимательно наблюдал за отражением эмоций в голубых глазах Каролины, менявшихся от испуга и растерянности до облегчения и ликования. Понять малышу смятение, сразившее синьору, было сложно, но его очень беспокоило ее мнение, столь дорогостоящее его маленькому сердцу.

– Милый, а почему на этом портрете я так печальна? – с изумлением спросила Каролина. – Ты часто видишь меня такой?

– Нет, временами. Очевидно, когда ты о чем-то задумываешься, – ответил Андреа. – Тебе нравится? Скажи честное-честное слово!

– О, дорогой мой, это самый лучший дар, который мне когда-либо подносили! – с восхищением сказала она и улыбнулась.

Мальчик радостно перевел дух и с задором промолвил:

– Правда, мои рисунки не такие красивые, как у того маэстро, который изобразил тебя на портрете…

Испуганно оглянувшись, Каролина нетерпеливо взяла малыша за руки, всеми силами стараясь не давить на маленькие ладошки.

– Тише, Андреа! Не вспоминай об этом при других, – тихо вымолвила она. – Мы ведь договорились, что тот момент останется нашим маленьким секретом.

Он кивнул головой.

– Я очень надеялся, что тебе понравится моя картина, – прошептал он.

– Мне безумно нравится, – рассмеялась она. – Я сохраню ее и обязательно покажу своему малышу, когда он родится.

– Ох, Андреа, ты опять занимаешь Каролину своими рисунками, – снисходительно покачала головой Анджела, подоспевшая к ним.

– Что вы, Анджела, мне очень нравятся картины вашего сына! – произнесла с улыбкой Каролина. – Вы можете гордиться своим мальчуганом.

Глаза Андреа заблестели от услышанной похвалы.

– Мы невероятно гордимся им, – ответила с улыбкой женщина. – И будем гордиться еще больше, если он сейчас пообедает.

Мальчик бросился в кухню выполнять повеление матушки, исполненный энтузиазмом от похвальных слов Каролины. Повесив рисунок у изголовья своей кровати, она призадумалась, оценивая свои сегодняшние «покои». Да, невероятная скромность царила в ее спальне, которую она делила с Паломой. Да, в ней не было привычной мебели и простора. Да, на ее стенах не висят искусные творения великих художников, лишь этот маленький, но такой теплый рисунок, значащий для нее гораздо больше, чем те замысловатые картины, которые она когда-либо видела. Сейчас, свыкнувшись с иными условиями жизни, в которых главную роль играет простота и напрочь отсутствует расточительность, к ней пришло осознание того, что, лишаясь материальных благ, со временем о них перестаешь жалеть. Особенно тогда, когда рядом есть люди, ненавязчиво учащие беречь ценности, заложенные в укромном уголке твоей души.

Ведь разве сегодня ее тело тоскует по воздушным перинам и изысканной пище? Отнюдь – оно жаждет оказаться в объятиях возлюбленного, как и прежде… Неужто ее сердце стонет по уюту и роскошным комнатам? Все, чего оно страстно желает, – это снова насладиться любовным упоением от другого сердца, прикасающегося к нему. А ее душа? Разве ощутила бы она сейчас себя богатой, отдавая горделивые распоряжения прислуге? Нет! Она смогла бы вспорхнуть лишь от нежного шепота, сердечной беседы, проникновенного кареглазого взгляда… Как быстро нас заставляет жизнь менять собственные привычные стереотипы!