Обрученные Венецией

Все же… ее не переставали удивлять казавшиеся странными предположения о сотрудничестве отца-герцога с венецианцами. Она не раз обдумывала слова Адриано и улавливала в этой истории какие-то неувязки. Дивное совпадение: его корабль оказался у генуэзских берегов в такой подходящий момент. Отец передал ее в руки крестьянина-Маттео… Она ясно помнит их весьма импульсивный спор в разгар битвы. Хотя об этом сенатор может и не знать наверняка. А Маттео отдал ее венецианцу… Так просто он не мог этого сделать! И потом, куда делся сам крестьянин? Самое ужасное, что ответы на эти вопросы ей доведется услышать не менее чем через неделю.

Одно Каролина понимала наверняка: сенатор Фоскарини желает добра. Ей ничего не запрещается, с нее ничего не требуют, ее не держат взаперти, хотя выходить на улицу Витторио еще не позволял только по той причине, что она еще не окрепла.

И все же без движения синьорина не представляла себе жизни и, как только смогла самостоятельно подниматься, очень скоро изучила каждую комнату дворца. Обустройство палаццо и гармоничное сочетание цветов мебели синьорину слегка удивили – для мужчины весьма похвально иметь тонкий вкус к обустройству своего интерьера. Все имело свое место, свое назначение. Ничего лишнего, и даже картины на стенах и расписанная фреска, как рассказывала Урсула, для Адриано имели какое-то особенное значение.

Горизонтальная проекция палаццо Фоскарини, к удивлению Каролины, предусматривала просторные коридоры, словно лабиринт, выводящие к другим комнатам. К примеру, покои сенатора, как стало известно гостье, располагались на одном этаже с ее комнатой, через два коридора в самом торце палаццо. Причем, как она вычислила, его окна выходили, вероятнее всего, на задний двор, омывающийся тихим канальчиком.

Особенно во владениях сенатора Каролине пришлась по душе невероятно обширная гостиная, отделанная в роскошной игре серых и фиолетовых оттенков на мраморных стенах. Орехового цвета мебель, местами обитая гармонирующим цветовой гамме ониксом, всем своим видом подчеркивала внутреннее величество господствующего здесь человека. Дивным украшением этой комнаты стали изделия из стекла, которыми так славилась Венеция. Очевидно, расположив эти декорации в центральной комнате, сенатор предоставлял возможность своим гостям по достоинству оценить все мастерство местных профессионалов.

В одном синьорина вела себя несколько своевольно, но в чем отказать себе просто не могла – так это в чтении. Она знала, что требованиям духовенства и знати к воспитанию женщин в Венеции отдавалось еще больше внимания, нежели в Генуе, поэтому на чтении и образованности прекрасной половины республики стояло жесткое вето. Но Каролина оправдывала себя тем, что она не венецианка, и считала себя вправе игнорировать требования республики, которые вполне могут остаться в тайне.

Но тяжесть на сердце Каролины не растворялась ни в читаемых книгах, ни в общении с доктором Армази, ни в прогулках по имению Фоскарини, имевшему выход и на задний двор, где располагался небольшой сад и цветочная плантация. Каролина знала, что в Венеции, в силу ее «плавающего» проекта, даже небольшая горстка земли с деревьями и растительностью стоила очень дорого. Поэтому она сделала вывод, что сенатор Фоскарини обладает неисчисляемым богатством.

Услышав восторженные крики и шум, доносящиеся с улицы, девушка отвлеклась от чтения книги, позаимствованной в библиотеке сенатора, и с любопытством посмотрела в сторону распахнутого настежь окна. Последующий за этим радостный возглас Урсулы, донесшийся из коридоров палаццо, заставил синьорину вскочить с кресла и броситься к окну, дабы устремить свой взор на происходящее за пределами палаццо.

Водную гладь Гранда* рассекали несколько гондол парадного убранства. Первая из них, самая величественная и огромная, обитая золотом и дорогими тканями, бесспорно, принадлежала венецианскому дожу.

(*Canal Grande – Большой канал Венеции.)

Под управлением двенадцати гребцов, это плавательное средство разительно отличалось от прочих невероятно роскошным видом, и в нем правитель Венеции торжественно восседал, словно на троне. Затем следовали не менее изысканные гондолы прочих венецианских патрициев, среди которых Каролина и принялась разыскивать Адриано Фоскарини, однако ее внимание рассеялось среди такого множества людей.

И пока синьорина всматривалась вдаль, к молу Фоскарини причалила долгожданная гондола сенатора. И в толпе приветствующих венецианцев и летящих в сторону аристократии цветов и лент, плавно падающих на темно-синюю поверхность Большого канала, она, наконец, распознала Его. Внутри нее нечто трепетало и безудержно вырывалось наружу. Ее дыхание на мгновенье замерло, когда ступивший на берег сенатор, бросил беглый взор на распахнутые окна своей гостьи, выходившие со второго этажа прямо на Большой канал. Боясь, что он заметит ее, Каролина спряталась за бархатную бежевую портьеру, продолжая наблюдать за сенатором с превеликой осторожностью.