В начале пребывания Каролины на территории монастыря сестра Елизавета сторонилась откровенного общения с ней. Все их беседы касались лишь распорядка дня или чтения молитв. Но как-то раз монахиня застала синьору Фоскарини прячущей слезы в своей келье, и, на свое удивление, ей захотелось стать утешением строптивой синьоре. Когда Каролина, изнемогающая от душевных терзаний, в сердцах поведала свою неутешительную историю, сестра Елизавета лишь с ужасом вытаращила глаза. И хотя монахине, старавшейся всегда держаться в одном ровном настроении, не свойственна была эмоциональность, все же Каролине удалось расшевелить в ней чувства.
– Теперь мне понятно ваше непринятие здешних порядков, – с досадой сомкнула уста Елизавета. – Вам нужно исповедаться, моя дорогая, нашему священнику…
– О, нет, сестра, – всхлипывая, ответила Каролина. – Меня не покидает страх, что порядок соблюдения таинства исповеди будет нарушен, как и многие вещи в вашем монастыре. И тогда настоятельница использует это против меня. Вы можете не согласиться со мной, но Бог, и впрямь, отвернулся от этой обители. Возможно, по причине злобы, таящейся в сердце матушки Марии.
– Мы не можем винить других, когда сами несем на себе бремя собственных грехов, – ответила мудрая Елизавета. – Дорогая моя, невзирая на мое внутреннее возмущение, которое вызывают ваши дерзкие поступки, я истинно верю в вашу невиновность. А ваш муж, полагаю, ослеплен сиянием собственной гордыни, сражаться с которой, судя по всему, он не властен.
– Но что же делать мне, милосердная сестра? Как же мне вразумить его, если он закрыл меня в монастыре, не давая ни малейшей возможности доказать свою невиновность?
– Вы не учли одного, моя дорогая, если вас Господь привел сюда поступком вашего мужа, то единственный способ, которым вы сможете помочь своему супругу озарить разум, – это молитва. Пойми вы это раньше, многие печальные события не случились бы в вашей жизни. Познать истинное положение дел вам мешает горделивое упрямство, нередко властвующее в вашем сердце. Не всегда житейские методы действенны в разрешении мирских споров, но помочь сможет духовная чистота. И вам, моя дорогая, надобно научиться смирению, умению прощать и понимать. Возможно, именно таким способом Господь вас учит этому, – посылая испытания, грозясь отобрать то, что вам дороже всего на свете. Ведь как иначе Господь может обернуть наш взор к Себе? Как мы сможем услышать милосердный голос любящего Бога с Небес, если чаще всего мы закрываем уши, чтобы не слышать даже собственного сердца? Попробуйте, моя милая, понять, чему пытается научить вас Всеведущий Бог, посылая жестокую разлуку с мужем! Обратите внимание, что больше всего задело вас в этой ситуации, – значит, это вам и надобно в себе исправить. И через это исправление, можете мне поверить, моя дорогая, Господь вновь соединит вас и вашего мужа вместе. Самое главное – молитесь. Просите Всевышнего всем сердцем, чтобы он вразумил вашего супруга, и Он непременно услышит вас.
В ином случае Каролина не стала бы внимать словам набожной монахини. Но сейчас она готова была поверить всему, что принесет ей пользу, что поможет ей воссоединиться с Адриано. И потому в словах сестры Елизаветы синьоре слышалось столько мудрости и тепла, что ее душу озарило просветление: впервые в своей жизни она прислушалась к наставлениям духовного человека своим сердцем. И так она научилась молиться.
Каждый день Каролина отдавала дань молитве, обращаясь в своих просьбах к Богу, чтобы он вразумил ее упрямого мужа. Но она понимала и то, что не станет томиться в ожидании его осознания своей вины. Ей, как никому другому, был известен крутой нрав Адриано: он долго не станет верить предположениям своих близких. Единственное, что сможет переубедить его, – это факты и доказательства. И только тогда он явится за ней. А на это могут уйти месяцы! Поэтому синьора Фоскарини намеревалась самостоятельно покинуть стены ненавистного ей монастыря совсем скоро. При первой же возможности.
Поздняя осень пахла надвигающимися холодами и сыростью. Монахини трудились на своей территории, поспешно готовя ее к зиме. Занимаясь уборкой, они изредка и косо посматривали на гуляющую по окрестностям синьору, и Каролина читала на их лицах недовольство. Но это не мешало ей продолжать вести себя самовольно. Ее душа была спокойной: канонические законы и заповеди в этих стенах она не нарушала, если ее на это не провоцировали, а стало быть, нет причин, из-за которых она может чувствовать себя виновной. И хотя в ее рассуждениях присутствовала доля цинизма, на что ей указывала благочестивая сестра Елизавета, понять суть многих духовных вещей она пока не научилась.