Обрученные

Приказываю себе стоять прямо и спокойно. Почему-то вижу перед собой синие глаза Кая, и мысли мои проясняются. Чтобы избежать опасности, важно правильно оценить ситуацию. «Это может быть что угодно. Они могут в каждом доме проверять систему распределения питания. Однажды это случилось в соседнем городке, я слышала об этом».

«Это может вообще не касаться меня».

А вдруг они рассказали моим родителям о том, что на микрокарте оказалось лицо Кая? Или узнали о том, что мне передал дедушка? У меня пока не было возможности уничтожить листок. Стихи лежат в моем кармане. А вдруг кто-нибудь, кроме Кая, видел, как я читала их в лесу? Может быть, та веточка хрустнула под ботинком инструктора?

«Если так, то это касается именно меня».

Я не знаю, что происходит с теми, кто нарушает правила, потому что обитатели городков их не нарушают. Время от времени происходят неприятные ситуации, вроде той, когда Брэм опаздывает в школу. Но это мелочи, маленькие ошибки. Не те серьезные ошибки, которые совершаются с определенной целью. Не нарушения.

Я не буду стучать в дверь. Это мой дом. Глубоко вздохнув, я поворачиваю ручку и открываю дверь.

Кто-то ждет меня за дверью.

— Ты вернулась, — говорит Брэм с облегчением.

Мои пальцы сжимают листок бумаги в кармане; бросаю взгляд в направлении кухни. Может быть, удастся бросить листок в трубу мусоросжигателя. Но труба регистрирует посторонние предметы, а бумага со стихами отличается от бумажных отходов — салфеток, текстов, отпечатанных на порте, бумажных пакетов — всей бумажной продукции, которую нам разрешено использовать в наших домах. И все же это, наверное, безопаснее, чем хранить его, — сожженные стихи они восстановить не смогут.

Я ловлю взгляд чиновника биомедицинской службы, который проходит из холла в кухню. Оставляю стихи в кармане и вынимаю из него руку. Пустую.

— Что случилось? — спрашиваю Брэма. — Где мама и папа?

— Они здесь, — отвечает Брэм дрожащим голосом. — Чиновники обыскивают папу.

— Почему?

У отца нет стихов. Он даже не знает о них. Но разве это имеет значение? Кай получил свой статус из-за того, что нарушение совершил его отец. Неужели моя ошибка изменит судьбу всей моей семьи?

Может быть, медальон — самое безопасное место для хранения листка со стихами. Ведь бабушка и дедушка хранили его там долгие годы.

— Я скоро вернусь, — говорю я Брэму и, проскользнув в свою комнату, достаю медальон из шкафа. Поворот. Открываю крышку и кладу бумажку внутрь.

— Кто-то вошел? — спрашивает в холле чиновник Брэма.

— Моя сестра, — отвечает Брэм. Его голос звучит испуганно.

— Куда она пошла?

Снова поворот. Я плохо закрыла медальон. Уголок бумажки торчит снаружи.

— Она в своей комнате. Переодевается. Приехала вся в грязи после восхождения. — Теперь голос Брэма звучит тверже. Он покрывает меня, даже не зная, что я что-то прячу. И у него хорошо получается.

Слышу шаги в холле, снова открываю медальон и засовываю уголок бумажки внутрь.

Поворачиваю створки медальона; раздается приглушенный щелчок. Наконец-то. Одной рукой я расстегиваю платье, другой — кладу медальон обратно на полку. В следующий момент дверь открывается, я оборачиваюсь и восклицаю с удивлением и негодованием:

— Я переодеваюсь!

Чиновник видит пятна грязи на моей одежде и кивает:

— Пожалуйста, когда переоденетесь, выйдите в холл. И побыстрее!

Влажными от волнения руками я бросаю грязную одежду в контейнер для стирки, надеваю другую, которая не имеет ни малейшего запаха поэзии, и покидаю комнату.

— Папа никогда не отдаст им образец дедушкиных тканей, — шепчет мне Брэм, когда я возвращаюсь в холл, — потому что он потерял его. Поэтому они здесь. — На мгновение любопытство пересиливает в нем страх. — Почему тебе именно сейчас понадобилось переодеваться? Ты была не такой уж грязной.

— Я была грязной, — шепчу я в ответ. — Ш-ш-ш. Слушай.

Слышу шепот из комнаты родителей. Затем мамин голос повышается. Не могу поверить в то, что сказал мне Брэм. Отец потерял дедушкин образец?

Печаль оттесняет страх в моей душе. Это плохо, очень плохо, что он совершил такую громадную ошибку. Но не только потому, что она причиняет боль ему и всем нам. Ведь это значит, что теперь дедушка ушел навсегда. Они не смогут вернуть его без этого образца.

Вдруг я начинаю надеяться, что чиновники все-таки найдут этот образец в нашем доме.

— Подожди здесь, — говорю я Брэму и иду на кухню. Чиновник биомедицинской службы стоит перед использованным контейнером и водит по нему прибором в разных направлениях. Потом делает шаг в сторону и повторяет эти же движения в другом месте кухни. Я читаю слова, выгравированные на ручке: «Прибор биологического обнаружения».

Я вздыхаю с облегчением. Ну, конечно. Прибор может считать код, который выгравирован на пробирке с образцом дедушкиной ткани. Другие вещи в доме их не интересуют. Они не найдут листок со стихами, потому что они ищут не его. И, может быть, все-таки найдут образец.

Как мог папа потерять такую важную вещь? Как он мог потерять собственного отца?

Несмотря на мое приказание, Брэм идет за мной в кухню. Он дотрагивается до моей руки, и мы возвращаемся в холл.