Обрученные

Ясно, что он не шутит. Чувствую, как легкая улыбка появляется в углах моих губ, и встряхиваю головой, чтобы стереть ее. Я первая, кто двинулся за инструктором в чащу деревьев. Они покрыты по-летнему густой зеленью, и, когда я прокладываю свой путь между ними, они пахнут, как дедушка. А вдруг он там, между деревьями? И я думаю: «Если я однажды посмею развернуть тот листок, то сделаю это здесь».

Слышу, как другие участники восхождения пробираются между деревьями вокруг меня и позади. Лес, даже такой, как этот, отчасти культивированный — место шумное, особенно когда все мы продираемся сквозь него. Кусты потрескивают, ветки хрустят под ногами, и кто-то бормочет рядом. Наверно, это Лон. Ускоряю шаг. С некоторыми кустами приходится воевать, но, кажется, у меня это начинает получаться.

Мой привыкший к сортировке ум хочет научиться различать птичьи голоса вокруг и знать названия растений и цветов, которые я вижу. Мама знает большинство из них, а у меня никогда не будет таких специальных знаний — только если работа в питомнике тоже станет моей профессией.

Подъем становится все труднее и круче, но идти можно. Этот малый холм относится к питомнику, поэтому нельзя сказать, что он совсем дикий. Мои ботинки покрыты грязью; к подметкам прилипли опавшие листья и сосновые иглы. На минуту останавливаюсь, ищу место, чтобы соскрести с подметок грязь и двигаться быстрее. Но здесь, в питомнике, упавшие деревья и сломанные ветки тут же убирают. Пришлось чистить подошвы, одну за другой, прислонившись к дереву.

Двигаюсь дальше. Ногам стало легче, и я прибавляю шаг. Вижу гладкий круглый камешек, похожий на яйцо. Совсем как тот, который Брэм подарил дедушке. Оставляю его лежать в траве и иду еще быстрее, раздвигая ветки и не обращая внимания на царапины на руках. Даже когда упругая сосновая ветка, отскочив назад, больно бьет по лицу колючими иголками, я не останавливаюсь.

Похоже, я первая доберусь до вершины, и меня это радует. И вот впереди просвет; вместо древесной чащи я вижу небо и солнце. Я почти у цели. «Дедушка, посмотри на меня», — кричу я беззвучно, но он меня не слышит...

«Посмотри на меня».

Внезапно сворачиваю и скрываюсь в кустах. С трудом продираюсь через них, пока не падаю на кучу опавших листьев, где надеюсь укрыться от чужих глаз. Темно-коричневое платье будет отличным камуфляжем.

Дрожащими руками достаю листок. Не об этом ли я мечтала сегодня утром, когда прятала медальон глубже в карман платья? Могла ли знать, что этот момент настанет здесь, между деревьями?

Вряд ли можно найти лучшее место, чтобы прочитать то, что там написано. Дома меня может кто-то увидеть. В поезде, в школе, на работе — тоже. И даже в этом лесу, густо заросшем разнообразной растительностью, когда наполненный утренним туманом влажный воздух касается моей кожи, мне не совсем спокойно. Жужжат насекомые, поют птицы. Моя рука сметает с бумажки листик, и капля росы падает на нее с таким звуком, как падает на землю спелое яблоко.

Что дедушка оставил мне?

Тяжесть этой тайны на моей ладони, и я ее открываю.

Я была права: слова написаны давно. И хотя я не узнаю шрифта, я узнаю формат.

Дедушка оставил мне стихи.

Ну, конечно. Моя прабабушка. Сто стихотворений. Мне не надо заглядывать в школьный порт, чтобы понять: это стихотворение — не одно из них. Она сильно рисковала, спрятав этот листок, а дедушка и бабушка рисковали, сохраняя его. Какое стихотворение стоит того, чтобы из-за него потерять все?

Уже первая строка привлекает мое внимание. Глаза наполняются слезами. Не знаю почему, но она потрясает меня так, как ничто раньше не потрясало.

Покорно в ночь навек не уходи.

Продолжаю читать и, хотя не все слова ясны для меня, понимаю, что оно должно было значить для дедушки.

Покорно в ночь навек не уходи,

Борись, борись, чтоб день не угасал,

Чтоб молниям не дать остыть в груди.

Но, по мере того как я читаю, я начинаю понимать, что оно значит для меня.

Уставшего от жизни не буди.

Пусть он мудрец — иссяк его запал.

Но ты покорно в ночь не уходи[6].

В моей груди пока нет молний. Не высекают молний и мои слова. Дедушка сказал мне об этом перед смертью, прочитав мое письмо, написанное чужими словами. Ничто из того, что я до сих пор написала или сделала, не изменило ничего в этом мире. Но сейчас я понимаю смысл слов «бороться» и «уходить покорно».

Читаю все стихотворение до конца. Глотаю его, выпиваю его до дна. Читаю о неистовой борьбе, ярком свете и молниях, и, хотя понимаю не все — язык слишком устарел, — понимаю достаточно. Понимаю, почему дедушка любил это стихотворение. Теперь и я его люблю. Целиком. И молнии, и свет, и борьбу.

Под текстом стихотворения — имя автора: Дилан Томас (1914-1953).

На обратной стороне листка — другое стихотворение. Оно называется «Пересекая отмель», и его автор жил еще раньше, чем Дилан Томас: лорд Альфред Теннисон (1809-1892).