Обрусители

- A по моему, если позволите мне сметь свое суждение иметь, так и того проще: принял жалобу да и под сукно! принял, да под сукно: они в надежде, a вы спокойны - и в шею давать не понадобится! - сказал, скромно опуская глаза, Шнабс.

- Молодец Шнабс! Слышите, Петр Иванович, как у них в Вятке?

После закуски, выпивший Гвоздика стал развязен, решительно как у себя в участке.

- Вы для чего приехали в Западный край? - неожиданно спросил он у «пана маршалка», заложив руки в свои зеленые карманы и смотря ему прямо в глаза.

- Как для чего? - переспросил озадаченный вопросом Лупинский - служить.

Гвоздика бесцеремонно захохотал. - Служить! а я приехал наживаться!

Петра Ивановича коробила эта сцена, но он всячески себя сдерживал, и только нервная улыбка выдавала его внутреннее раздражение.

- Право, Михаил Иванович, - начал дружески и совершенно задушевно Петр Иванович, воздвигаясь к Гвоздике, - право, я бы вам посоветовал быть осторожнее... Вон Гусев говорил, что в Тавлеевской волости вы отдали жиду стойковую пару за полторы тысячи в год, a в Барановской по 7 р. с двора на постройку правления собираете... Полторы тысячи, ведь это-с...

- A хоть бы три! - вдруг стукнул кулаком по столу Гвоздика, выведя на минуту звоном рюмок из пьяного забытья Шнабса, который открыл было глаза, блаженно улыбнулся, но тотчас же опять их закрыл.

- Хоть бы три! - повторил Гвоздика.

- Это ваше дело, - холодно сказал Лупинский - He всему есть предел, Михаил Иванович, ведь говорят, что вы народ душите! Проговорил, он, с ненавистью глядя на жирное лицо Гвоздики и решившись довести разговор до конца.

- Эх, Петр Иванович, Петр Иванович! - засмеялся вдруг добродушнейшим смехом Гвоздика, - ведь я уже вам докладывал, что коли слушать все, что говорят, так выйдет, что вы продаете клепку на таких мест, где от роду дубы не росли, a уж что про наружный осмотр евреев мелют, так, с позволения сказать, уши вянут слушать... Петр Иванович нервно свертывал и развертывал ал свою салфетку, a Гвоздика, на которого вдруг снизошло красноречие, продолжал тем же слегка подсмеивающимся, веселым тоном: - говорят, вон, что вы с Петра Михеева две тысячи взяли, чтобы его на второе трехлетие старшиной оставить, да за постройку Кругаловского волостного правления четыре тысячи, да с пана Яньковича за лес... так всему этому и верить? A Комаров вчера в клубе рассказывал - язык сами знаете какой - рассказывал, что Лупинский, мол, на верстовых столбах не только сам поживился, но и своему благоприятелю Вередовичу предоставил...

- Экий негодяй! - проговорил Петр Иванович.

- A этот, говорит, Вередович, - продолжал с видимым удовольствием Гвоздика, - как евангельский Лазарь, питается себе крупицами со стола господ и ничего, славу Богу, сыт! Он это про крупицы, a Вередович и выходит из буфета, насилу в дверь пролез... Все на него как взглянули, да так и покатились.

- A вы ему так и смолчали? - проговорил Петр Иванович, бpocaя салфетку и чувствуя сам, что краснеет.

A что же мне прикажете делать? не драться же лезть, когда я его могу кулаком пришибить? - великодушно произнес Гвоздика. Посмеялись, посмеялись, выпили, да и сели играть, a за картами, да за водкой, все, знаете, проходит! - высказал великую истину Гвоздика.

- Однако, ваша философия... начал Лупинский.

- Что же моя философия - не хуже всякой другой! перебил его Гвоздика, наливая себе рюмку водки. Моя философия вот где! - Он хлопнул себя по карману. - Было бы тут, a остальное... Ну, вставай, брат, засиделись, до клуба еще выспаться надо! - растолкал он Шнабса и стал прощаться.

Гости вышли в переднюю.

- Оставайтесь, господа, обедать! - засуетился, принужденно улыбаясь, «пан маршалок». Сейчас подадут... Душенька! крикнул он в дверь. Что же на стол?

Нет, уж увольте... Ей Богу, спать хочется, проговорил Гвоздика, зевая. И вынув часы из кармана, он произнес: - никак не завел? и, не обращая ни какого внимания на упрашивающего остаться обедать Лупинского, стал заводить часы.

- Экая скотина! - проговорил мысленно Петр Иванович, облегчая себя крепким словом. Так смотрите же, господа, пятницу не забудьте, преподобных московских святителей, - произнес он шутливо, прощаясь и едва сдерживая свое негодование.

- Это уж будьте покойны: затем и приехали! - произнес Шнабс так трезво и твердо, как будто он с неустанным вниманием следил за разговором.

- Ну, надевай шапку-то! скомандовал Гвоздика и, посвистывая, отворил дверь.

Они вышли.

- A он все никак на счет осторожности прохаживался, сказал, посмеиваясь, Шнабс, кивнув в сторону «маршалковской» квартиры. Я ведь все слышал, даром, что спал... Ну, и вы его тоже хорошо!

A я ведь думал, ты в самом деле... взглянул на него е некоторым удивлением Гвоздика.