Обрусители

Егор Дмитриевич не ошибся, и на другой день, за чаем, Степан подал Татьяне Николаевне большой запечатанный конверт. Это было письмо, которым ротмистр Зыков официально подтверждал справедливость статьи: «Курьезы по набору». Письмо это Татьяна Николаевна немедленно отправила в Петербург, a вечером всем в городе стало известно, что ротмистр Зыков «все взял на себя», совершенно выгородив Татьяну Николаевну и редактора «Недельного Обозрения». Совершив этот гражданский подвиг, рискуя, как он говорил, своей карьерой, Зыков хотел по крайней мере, чтобы его поступок получил возможно большую распространенность. Он опять поднялся духом и, в день письма, чувствовал себя настоящим героем. Напротив того, Петр Иванович Лупинский, узнав о письме, пришел в сильное раздражение: возможность выпутать из дела Татьяну Николаевну казалась ему новым оскорблением со стороны Зыкова.

- Нет! этому не бывать! - воскликнул он и бросил недокуренную папиросу.

Бедный «пан маршалок», чувствовавший себя, за два часа до того, столь бодрым и уверенным, под давлением этого «нелепого» письма, как он выразился, - вдруг почувствовал прилив того беспокойства, от которого у него тотчас же начинало болеть под ложечкой. Он сделался суетлив, переменился в лице и, чтобы как-нибудь развлечься, решил съездить в Болотинск.

XXI.

«Пан маршалок» отправился вместе с женой. Слух о их отъезде сопровождался разными комментариями. Старик Гусев, под большим секретом, сообщил Колобову, что Лупинский вынул из опекунского сундука свои деньги, - «могут понадобиться», подмигнул он значительно, и продолжая таким же образом секретничать в каждом доме, куда заходил, очень скоро распространил слух, что «пан маршалок» поехал жаловаться куда-то так высоко, что захватил с собою все деньги.

- Жаловаться, жаловаться поехал! - говорили все и сообщали друг другу разные соображения. Маленькое, праздное и любопытное общество интересовалось поездкой Лупинскаго в Болотинск еще и потому, что, с назначением нового губернатора, все ждали, что в губернии повеет новым духом. В то время ходил еще весьма распространенный слух, будто самое назначение это состоялось с целью очистить воздух Болотинской губернии - и это аллегорическое выражение было понято всеми в надлежащем смысле. Впоследствии, все это так и осталось на степени аллегории; но тогда с умилением рассказывали, что новый губернатор принял даже какую-то бабу из самой дальней волости, и, по её жалобе, немедленно назначил строжайшее расследование. Насколько все это было верно, - да и было ли вообще что-нибудь подобное - никто не спрашивал, a прямо все поверили и многие пришли в уныние.

Представившись новому губернатору в губернском городе, Петр Иванович оставил жену в жидовской гостинице, a сам, - подобно Ионе, пропадавшему трое суток во чреве китове, - на трое суток куда-то пропал. И все три дня, следуя данной инструкции, Мина Абрамовна делала утром визиты женам разных советников, прокуроров и секретарей, a вечером, тяготея душой к костелу, молилась перед «маткой Боской» и «Свентым Яном», сложив руки «по польску», и прося о погибели своих многочисленных врагов. Эти три дня показались ей бесконечными.

Наконец, Петр Иванович вернулся.

- Ну что? - спросила она с трепетом, дождавшись, однако, пока он развяжет свой шарф.

- A вот мы теперь посмотрим! - сказал он кому-то угрожающим тоном и послал за почтовыми лошадьми.

В сумерки февральского дня, Лупинские, возвратись в уездный город, подъехали к своей квартире. В тот же вечер был собран весь синклит, a на другой день доктор Пшепрашинский, в должности герольда, громко возвещал, что прием у губернатора был блистательный, что «пан маршалок» не только удостоился пожатия руки, но даже был приглашен на чашку чаю. За Пшепрашинским повторял то же самое старик Гусев и остальные члены опеки. Вскоре все узнали, что не только губернатор остался доволен Лупинским, но, что гораздо важнее, и сам Лупинский остался доволен губернатором.

«Пани маршалкова» отнесла все к заступничеству «свентего Яна» и дала себе слово, при первом благоприятном случае, снова вернуться в лоно католической церкви.

ХХII.

После каждого заседателя благотворительного общества вошло в обычай собираться у Орловых.

Зыков, очутившийся разом под двумя следствиями, был в последнее время почти всегда не в духе. Дело об овсе слагалось не совсем благоприятно. Напуганный таинственными ст. 1039 и 1055, не допускающими свидетельских показаний, слыша со всех сторон разные предостережения и коварные намеки, сбитый с толку подсмеивающимся над его гражданским мужеством Натан Петровичем, Зыков переживал в день несколько направлений: то ему чудилось, что он, в самом деле, герой и ему надо стоять до конца, то он называл себя ослом и хотел все бросить. Он словно ходил вниз и вверх по лестнице.

Дело с овсом занимало все городские и уездные умы: паны радовались скандалу с «маршалком», которого им навязали; сторонники Петра Ивановича выходили из себя, стараясь доказать ему свою преданность.

Теперь у Орловых только-что кончили чай и перешли в гостиную.