Теперь в 17:30 ночь. Темнеет моментально. Я опять не заметила, как это случилось, хотя, казалось, не отрывала глаз от окна. Ведь ещё минуту назад птицы выписывали свои таинственные фигуры в небесах. По правде в
Без названия
И была Венеция безлюдна. Молчалива. Набирается сил для Карнавала. И самые вкусные рестораны закрыты, и многие отели. И мы потерянно бродили подчас совсем одни, в этом призраке города. Над нами чарующая мягкая дымка, под ногами – бирюза, и лишь изредка полыхнёт как огнём —это луч солнца скользнул по волнам лагуны… Не сезон. В эти дни Венеция в прямом смысле этого слова —неузнаваема. Сейчас она ощущается совершенно особенным образом, ведь на улицах больше не живет её многоязычное разношёрстное чудовище. Она только твоя. Вот если бы не русские. Ведь тут только русские! И они мечутся из магазина в магазин, словно сшивают горний город с миром дольним швом вперёд иголкой…
В обед за соседним столом оказалась большая компания. У одного из её предводителей – день рождения. Он привёз своих компаньонов сюда накануне вечером, но из отеля они пока ещё так и не вышли. Не успели. Вчера поужинали. Утром позавтракали. А тут уж и обед.
Бедняга официант сбивается с ног – то не так, это не этак.
– Принеси!
– Подай!
– Побыстрее!
В огромном зале заняты всего два стола.
– Калека!
– Почему один официант на весь ресторан?!
Кричат – они. Мы молчим.
– Какой странный город! И этот запах! И вокруг какой-то кошмар. Деньги дерут, так отремонтировали бы хоть что-нибудь! Ну хоть ремонтик бы какой сделали! Кругом одни развалюхи…
Ремонтик! Мы не сговариваясь встаём, оставляем деньги и уходим. А вслед нам несутся прочие перлы и мечется под сводами палаццо невыносимый и бесконечно длящийся и длящийся звон чайной ложки о хороший фарфор.
День из жизни
Монтень. Опыты
Всё началось с картинки. Она попалась мне на глаза в Интернете утром. И измучила. Вот где я это видела? Ну точно видела. Буквально вчера! Но где? Как навязчивая мелодия кружила меня эта мысль.
Вообще-то образование искусствоведа или историка искусства и состоит в том, чтобы неплохо ориентироваться в визуальном материале. Весь период обучения (в течение пяти лет) идёт непрерывная муштра – демонстрация слайдов. Бывает, штук по тридцать, а то и пятьдесят за один академический час выдают. И так каждый день. Иногда по пять часов. И почти каждое изображение необходимо запомнить. Так, чтобы сюжет, а точнее композицию, кратко пересказать. Кроме того, обязательно надо запомнить и автора шедевра, и год, и название. Для экзаменационной пятёрки неплохо бы дополнить свой ответ местом нахождения произведения и историей его создания, сославшись при этом на источники. И надо сказать, что хороший лектор тем и отличается от плохого, что, комментируя картинку, он дарит тебе только принципиально важные сведения и, главное, снабжает настолько точными характеристиками, что не запомнить тот или иной шедевр из истории искусства уже просто невозможно. О, у меня были превосходные учителя!
И вот вдруг оказывается – не могу вспомнить, где ангела видела! Вот в какой такой галерее мира? В каком из храмов планеты? На каком занятии? Единственное мне спасение – у каждого художника свой почерк. Почти неуловимый, тонкий – как аромат – характер рисунка и отношение к тону. А художники Возрождения, как никакие другие художники, влекомые поисками духовного идеала, сумели каждый по-своему воспеть славу Господу, запечатлеть любовь и красоту этого мира. Несомненно, передо мной выражение Веры. Наверняка один из переходов Возрождения – его перелив. Но быть может, и поздняя талантливая имитация – настолько романтично это видение и сладостно. И понятно, что это деталь, крошечная частица композиции, ну вот что разглядишь на экране? И ведь для современника Искусства – всякое изображение в первую очередь сакрально. Афина, Минерва, Исида – это ведь не статуи. Изображение Мадонны – не картина. Это музеи, которые возникли век назад, навязали нам принципиально новый подход к искусству: собирая в коллекции вещи, он лишают их собственных имманентных функций. И за примером ходить далеко не надо: всякий стул, на котором нельзя сидеть, – это уже не стул.