Общая культурно-историческая психология

Для того чтобы удивление и даже скрытое возмущение Крёбера стало понятным, надо вспомнить уже приводившуюся мною работу Боаса «Границы сравнительного метода в антропологии». Она была написана еще в 1896 году и стала своеобразной программой для всех антропологов школы Боаса. И в ней, отделяя свой исторический метод от тех, что использовались в девятнадцатом веке, Боас вынужден говорить о том, что поиск психологических причин для антрополога не верен. Антрополог вполне может исходить при изучении культуры из того, что она сама для этого представляет.

Как вы понимаете, он говорит не о психологии вообще, а о тех «психологиях», что использовались этнологами девятнадцатого века, вроде Тайлора или Бастиана. Он против ИХ психологии. В остальном он очень психологичен, как вы уже видели.

Именно это и заявлял впоследствии Крёбер как главную идею своей антропологии: культура должна объясняться сама из себя.

У Боаса эта мысль звучала следующим образом:

«Главная цель нашего анализа – выявить пути развития культуры на определенных её этапах. Он не сводится к изучению обычаев и верований как таковых. Мы хотим знать причины существования этих обычаев и верований, другими словами – надеемся раскрыть историю их развития.

Метод, к которому чаще всего прибегают в таких исследованиях сейчас, основан на сопоставлении вариантов сходных обычаев или верований и выяснении их общей психологической причины. Как я уже сказал, он вызывает самые серьезные возражения.

Мы придерживаемся другого метода» (Боас, Границы, с. 515).

Мы – это школа Боаса, к которой принадлежит и Крёбер. И вдруг самые преданные из учеников и соратников Боаса, а Рут Бенедикт и Маргарет Мид были именно такими, начинают скатываться к исходно отвергнутому учителем методу… Крёбер недоумевает!

При этом он не сомневается в преданности учеников. Это станет ясно из дальнейшего текста. Он знает, что они верны. Значит, причина кроется в чем-то ином, в чем-то, что упустила вся школа… Ведь эта потребность выискивать психологические причины культурных явлений оказывается сильнее их воли!

«Я пока не могу исчерпывающе объяснить этот феномен. Вполне может быть, что это происходит благодаря особой склонности этнологов к психологии. Но причина может лежать и в самой природе вещей.

Можно предположить, что когда мы отвлекаемся от каких-то отдельных сфер жизни – художественной или научной, моды или способов приготовления пищи – и пытаемся обрисовать стиль или характерные особенности цивилизации в целом, обобщение подобного рода неизбежно переходит на психологический уровень.

А может быть, использование понятийного аппарата, традиционно использующегося для описания культуры, неизбежно оставляет нечто, требующее дополнительного описания, и попытка обобщения – от отдельных направлений или сфер в культуре к цивилизации в целом – просто не может не привести к психологии?» (Крёбер, Стиль, с. 238).

Вот такое пронзительное признание антрополога, которое с очевидностью объясняет, что культурная антропология первой трети двадцатого века не могла не перерасти в культурную психологию.

Но чем же вызвана эта неизбежность, с которой все пути изучения культуры и жизни людей приводят в психологию? Не тем ли, что там скрывается то, ради чего мы и ведем все эти поиски…

Глава 4 Современная кросс-культурная психология

Майкл Коул довольно подробно изложил историю кросс-культурной психологии, начиная с экспедиции Хэддона, Риверса, Майерса и Мак-Дугалла и до середины шестидесятых, когда у него самого зародились сомнения в том, что кросс-культурная психология является верным путем к интересующей его цели. Именно тогда он начинает поиск, итогом которого окажется культурная или культурно-историческая психология.

Если вдуматься, то этим он вынес приговор: кросс-культурная психология не может считаться той психологической наукой, которая полноценно использует культуру. Согласны ли с этим сами кросс-культурные психологи, которые нечто сходное говорят о самом Коуле и его культурной психологии?

Как ни странно, но они подтверждают мнение Коула. Причем почти прямо. В статье ее ведущих мастеров Адамопулоса и Лоннера «Культура и психология на распутье: историческая перспектива и теоретический анализ» вся историческая перспектива сводится всего к трем точкам: вначале Вундт и, возможно, Риверс, а потом современные корифеи, пришедшие на смену всему, что было до них, и пришедшие так, что до них – только пустота.

«В самом деле, даже так называемый отец современной экспериментальной психологии, Вильгельм Вундт, может быть назван первопроходцем в этой сфере по причине его интереса к “Психологии народов”, убедительным доказательством чему служат 10 томов, опубликованных им под этим названием.