Общая культурно-историческая психология

Начать, пожалуй, надо с того, что все это многообразие проявлений в действительности сводится всего к двум вещам: к образам и к способности сознания их творить. Однажды я проделаю все необходимые рассуждения с предельной наглядностью и доказательностью, но пока вынужден предложить читателю самому вглядеться в перечисленные понятия.

И если вы это сделаете, увидите, что знания и память, в сущности, одно и то же. Это наборы образов, которые различаются лишь по тому, хранятся они или используются для жизни. Если это стало видно, то с очевидностью проступит и то, что здравый смысл – это тоже всего лишь использование образов, оцениваемое людьми как наиболее правильное.

Но наиболее правильное использование образов не сразу становится здравым смыслом – он рождается с опытом. Вначале же этот опыт надо обрести, найдя лучшее решение повторяющейся жизненной задачи. Делает это разум, рассуждая. Следовательно, и разум и рассудок – лишь способы использования образов для решения жизненных задач. Наиболее удачные решения закрепляются в памяти народа и становятся наиболее одобряемыми из всех возможных, что и превращает их в здравый смысл.

Как вы видите, почти всё, что сказано про сознание, имеет в виду использование образов.

И остается всего пара понятий – понимание и сознавание – которые не используют образы или используют их иначе. Во всяком случае, по пониманию видно, что иногда нам все равно, с чем работать – творением рук человеческих или природным явлением, вроде твердого ореха, – главное – найти решение этой загадки, увидев, как она устроена. Если мы, созерцая орех, увидели, как его вскрыть, – мы поняли его устройство, можно сказать, поняли сам орех. Как поняли камень, которым смогли вскрыть орех, и как поняли червя, живущего в орехе, как то, что несъедобно.

Я описываю природные явления, а не замки или двигатели, затем, чтобы стало очевидным: мы можем понимать нечто, пытаясь рассмотреть те образы, которые другие люди вложили в его устройство, а можем понимать и то, что не содержит в себе человеческих образов. Но для понимания нам придется эти образы создать.

Значит, понимание как-то связано с творением нового образа – либо как выведение его из предшествующих, либо как обобщение восприятия.

И это перекидывает мостик к сознаванию. Оно тоже есть творение каких-то образов, даже если мы и не в состоянии эти образы видеть так же просто, как образы нашей памяти.

Но в сознавании отразилась сама творящая образы природа сознания. Сознавать – значит делать нечто воспринятое из мира или из внутреннего мира содержанием сознания. А значит, образом.

Слово «сознавать» строится по тому же принципу, что и слово «сжирать». Сознавать, значит, вбирать в себя, точнее, в сознание, так что нечто сознанное обретает самостоятельное бытие, позволяющее после этого всегда узнаваться и помниться, то есть храниться как самостоятельная вещь.

Делается это как раз за счет вычленения чего-то особого из потока восприятия, вырезания его неким «обрезом», то есть границей, кожицей, что и превращает этот кусочек восприятия в образ. Кстати, этимологически слово «образ» одного корня со словом «резать».

Вот самое краткое описание сознания как психической среды, то есть как той среды, что окружает душу. Но чтобы это принять, надо знать, что я исхожу из того понимания сознания, что жило в русском народе, в частности, у мазыков, считавших, что сознание – не процесс и не содержание, а тонкоматериальная среда, сродни физическому полю.

Называлась она по-русски Пfра.

Как показывает этнография, русский народ понимал под парой нечто, что отличается от души, но через что душа проявляется. Записи высказываний, вроде того, что у животных души нет, одна только пара, – показывают, что наблюдатель мог даже спутать пару с душой. Это свидетельствует о том, что, наблюдая душу, мы не можем видеть ее напрямую, не сквозь те самые содержания сознания, в которых она отражается. То есть помимо образов.

Поэтому, говоря о паре и о способности сознавать, то есть творить из ее вещества образы, мы говорим о той среде, в которой вынуждена жить душа, для того, чтобы воплощение в тель (телесное вещество) стало возможным, и о ее способности управлять этой средой и творить из нее орудия своего выживания в этом мире, точнее, орудия управления принявшим ее телом.

Это и есть суть и предмет культурно-исторической психологии.

Глава 3 Предмет КИ-психологии

Сознание как таковое не является предметом КИ-психологии. Оно – предмет психологии сознания. Но предмет этот чрезвычайно сложен для понимания. Во всяком случае, картезианская психология, считавшаяся психологией сознания, просуществовала три сотни лет, но так и не приблизилась к истине, о чем свидетельствует то, что наука потеряла к ней интерес с появлением естественнонаучной психологии.