Государство и правовые нормы пришли в Новое время на смену традициям и репутации. Общество-система прибегло к ним, когда нужно было ограничить разрушительное действие контрнорм. Но вместе с тем государство своими мерами ограничивает свободу предпринимательства, то есть ограничивает возможности для развития. Чем определяется степень экономической свободы? В нынешней науке ее обычно сводят к наличию свободного рынка, к свободному входу в отрасль и совершенной конкуренции. На деле она определяется не соотношением между административной централизацией и рыночной конкуренцией, а тем, могут ли субъекты выбирать средства для достижения целей, насколько они ограничены фактами и нормами, могут ли прибегать к
«Совершенная конкуренция предполагает свободный вход в каждую отрасль. В рамках этой модели свобода входа действительно является условием оптимального размещения ресурсов и, следовательно, максимизации производства. Если бы наша экономика состояла из постоянного набора отраслей, производящих одинаковый ассортимент товаров в принципе неизменными способами, и если бы единственное изменение в ней состояло в том, что новые люди, привлекая дополнительные сбережения, создавали новые фирмы традиционного образца, то барьеры на вход в ту или иную отрасль действительно причиняли бы обществу убыток. Но совершенно свободный вход в
Мало того, в рыночной экономике монополия подчас является
«… В предпринимательской прибыли, которую в капиталистическом обществе получает удачливый новатор, содержится или может содержаться элемент монопольного дохода. Однако количественная значимость этого элемента, его кратковременный характер и специфическая функция заставляют выделить его в особый класс. Основная ценность, которую представляет для концерна позиция единственного продавца, обеспечиваемая патентом или монополистической стратегией, состоит не столько в том, что концерн временно получает возможность вести себя как монополист, сколько в том, что эти условия страхуют его от возможной дезорганизации рынка и позволяют применить долгосрочное планирование» (Шумпетер 2008, с. 480–481).
Если середина XX века давала больше аргументов кейнсианцам, то к 1980-м годам неолибералы получили дополнительные аргументы против вмешательства государства в экономику. Можем ли мы, уподобляясь Поланьи, сказать, что первопричины катастрофы, постигшей СССР и социалистический лагерь, лежат в утопической попытке экономического консерватизма создать централизованно управляемую плановую систему? Думается, нет. В Советской России плановая экономика, взятая в чистом виде, завершилась в 1920 году с прекращением военного коммунизма. Советское хозяйство на протяжении всей его последующей истории было пронизано товарно-денежными отношениями. В нем существовали все три рынка — товарный, трудовой и финансовый — пусть и в огосударствленном монополистическом виде.
Шумпетер отмечал, что с организационной точки зрения коммерческое общество стоит на двух столпах — частной собственности и частных контрактах. Однако частная собственность и частные контракты, в свою очередь, вырастали из тех видов экономических отношений, которые предшествовали им, то есть из отношений простого самовоспроизводства: