Обще-житие (сборник)

Эволюция Джереми неслась лавинообразно, погребая под собой респектабельное прошлое. Сдав свой офис в престижном районе Бостона и разведясь с женой, он снова подался в университет. Не искал легких путей. Коварный русский язык втянул его в свою воронку. Курсовая работа оказалась по творчеству Бабеля. О корректном костюме не было больше и речи. Жертва культурного шока, Джереми отпустил вокруг лысины длинные седоватые патлы, завел себе гарвардский рябой пиджачишко с кожаными заплатами на локтях, накинутый на бурую майку. В чувстве стиля ему отказать было нельзя, рыжие сандалии на босу ногу прекрасно гармонировали с остальным. Американские врачи в таких хронических случаях вздыхают: «Привыкайте жить с этим».

Ощущая отчасти и свою вину за происшедшую метаморфозу, я покорно села объяснять, что не следует искать слово «мурло» в кратком словаре, что обращение «братишка» отнюдь не означает наличия кровного родства, а «Конармия» — это не армия коней, а неизмеримо хуже. Джереми с трудом уяснил, что такое портянки.

— Почему не одевали носки? — недоумевал он. — И вообще как эта crazy (слово «сумасшедшая» оказалось потруднее, чем Сыктывкар) банда (да? по-русски это правильно так?) победила войска правительства и союзников? Невероятно!

Как втолковать, что теория вероятности в России действует, как говорится, с точностью до наоборот. То ли искривление пространства, то ли климат такой. Не случайно именно волчеглазый русский математик Николай Лобачевский взорвал респектабельный фундамент архимедовой геометрии, явив на классических развалинах мир странный, кривой и неуютный… В тех северных широтах на неведомых дорожках имеют быть следы невиданных зверей. И всегда кто-то мятежный ищет бури на свои ягодицы. А замечательно и логично задуманные проекты непременно превращаются в такое, что и описать-то приличными словами нельзя да и совестно.

Тяжко нам с Джереми было с еврейскими рассказами. В муках вызубренная головоломная паутина русской грамматики рвалась под бешеным натиском густого и пахучего потока бабелевских метафор. Биндюжники, налетчики, проститутки и толстые торговки с Молдаванки галдели, ругались, клялись, вымогали и праздновали совсем не на том русском языке, который, как ему казалось, он выучил, прочитав два раза подряд «Барышню-крестьянку». Кто умудрился сунуть ему это задание? Зачем? Ясно же, что англосакс не может обернуться именно русским евреем, никогда в жизни не ощутит уголовника Беню Крика своим непутевым родственником, не уловит в смачной ругани содержательницы постоялого двора, хамки и спекулянтки Любки Шнейвейс интонации и словечки покойной бабули — образованной, кстати, старушки. Не захлестнет теплом сердце, когда мудрый реб Арье-Лейб, сидя на кладбищенской стене, поведет со вздохом рассказ о биндюжнике Менделе Крике: «Забудьте на время, что на носу у вас очки, а в душе осень».

У блудного сына бизнеса Джереми на хрящеватом носу тоже были очки, но в душе — стальная пружина англосаксонского упорства. Он не щадил меня, туземную проводницу по крутым перевалам и извилистым тропам одесских интонаций. Неделями, словно сквозь джунгли Амазонки, в синяках и кровоточащих ссадинах, спотыкаясь о метафоры, опасливо обходя сленг, прорубались мы через «Как это делалось в Одессе».

— «Тикать с конторы!» Что это значит?

— Не обижайтесь, Джереми: это примерно то же, что сделали вы со своим офисом. Но, поверьте, у Бени Крика для этого имелись более веские основания.

Пользовайтесь нашим сервисом в уюте вашего дома.

Тетрис

Просыпаться не хотелось. Зачем? Ведь опять будет все то же. Кирпичная стена напротив с уродскими деревянными балконами, желтые полосы парковки. Не приняв душ, включил компьютер, кружка растворимого кофе слева. Снова три раза, как заколдованное, выпало назло шестьдесят шесть. Скверно. Это значит опять все будет паршиво… А следом, как назло, сорок четыре. Отчего игра постоянно кончается на одинаковых цифрах — 66, 44? Не должны по теории вероятности. Не к добру… Круглые цифры — это тоже нехорошо, но не до такой степени. Но они тоже чаще обычного выпадают. Попробовать еще, разве что?

Полетели вниз цветные квадратики, палочки, загогулины, чтобы укладываться в сомкнутый строй. Скачет наверху цифирка — от нее все зависит. Если в конце выпадет обычное, рядовое, вроде семидесяти четырех, скажем, то все будет хорошо, как-то обойдется. Черт, семьдесят! Круглая. Еще раз! Если сейчас три раза подряд не выпадет круглая или мразь вроде пятидесяти пяти, то все предыдущее — не считается. Надо только расслабиться, сделать вид, что мне все равно… Не думать об этих цифрах, обмануть их…

Открыл холодильник. Замороженная оранжевая мексиканская дрянь из бобов. Окаменевший кусок пиццы в целлофане. Противно… Намазал кусок булки маслом, положил сверху три круга колбасы. Не следовало бы, конечно. Толстею. Быстро-быстро съел. Зачем?..