Любил ли он? Да. Единственное, что было постоянного в его взрослой жизни, – это любовь к хорошей женщине, его жене, и восхищение ею. Он знал и понимал, что Эрика не могла ответить ему любовью той же силы и самоотверженности. Он понимал, что она всегда затмевала его, и он шел по жизни по пути, который проложила она. Он знал, что порой она теряла к нему интерес, и тогда для него начинались годы одиночества, как это было в среднюю пору их брака. Но теперь это не имело никакого значения. В конце жизни он понял, что его способность всегда оставаться с ней и жертвовать собой ради нее была еще одним его даром. Теперь же, когда он был болен и беспомощен, она сторицей вернула ему свой долг любви и привязанности. Если бы они были женаты только один последний месяц и она с такой же самоотверженностью ухаживала бы за ним, как делает это сейчас, то он бы и тогда считал, что жизнь прожита не напрасно. Его любовь к Эрике становилась все больше по мере того, как все меньше и меньше часов оставалось ему до неизбежного конца.
Как раз в этот момент Эрика вышла на крыльцо и спросила, не вынести ли ему обед на крыльцо.
– О, уже время обедать? – удивился Гарольд.
– Да, – ответила Эрика и пошла обратно на кухню, чтобы принести ему холодной курицы с жареной картошкой. Она исчезла в доме, оставив Гарольда наедине с его грезами. Перед его внутренним взором замелькали картины уходящей жизни, а все вопросы, которые он задавал жизни, как и все ее ответы, растворились и остались только чистые ощущения. Он словно оказался на концерте или в кино. Осознание своей личности полностью испарилось. Это было как в детстве, когда он часами катал по полу игрушечный грузовик, увлеченный игрой до полного самозабвения.
Эрика вышла на крыльцо и уронила принесенный для Гарольда поднос. Громко вскрикнув, она бросилась к мужу и схватила его за руку. Тело его обмякло, он был совершенно неподвижен и не подавал признаков жизни. Голова его упала на грудь, из угла рта стекала струйка слюны. Эрика заглянула ему в глаза, в глаза, в которые она смотрела много десятилетий, но он не ответил ей, как обычно, теплым, любящим взглядом. Однако он еще дышал. Эрика хотела броситься к телефону, но Гарольд вдруг крепко ухватил ее за руку. Не отрывая взгляда от его лица, Эрика села рядом и расплакалась.
Гарольд был без сознания, но еще жив. В мозгу его один за другим мелькали образы, подобные тем, что мы видим, засыпая. Они сменялись совершенно хаотически. Теперь он воспринимал образы не так, как раньше, он ощущал их без слов и помимо слов. Он как бы видел всю картину сразу, а не каждый образ в отдельности. Мы бы сказали, что в этот момент он видел, как импрессионист, а не как аналитик. Он чувствовал присутствие чего-то чрезвычайно важного.
Если бы мне пришлось описывать образы, мелькавшие в затухающем сознании Гарольда, я расположил бы их на бумаге в определенной последовательности, но Гарольд видел их совсем не так. Он видел тропинку, по которой он в детстве катался на велосипеде, и одновременно – горы, видневшиеся вдали. Вот он с мамой делает уроки – и одновременно играет в футбол на школьной спортплощадке. Он снова произносил все речи, которые произнес, выслушивал все комплименты, занимался сексом, читал книги и заново переживал моменты озарений.
Казалось, еще несколько секунд, и сознание снова вспыхнет в его мозгу. Он слышал, что Эрика плачет, и на него накатила волна сострадания. Водовороты, кипевшие всю жизнь в душе каждого из них, сейчас слились в один. Ее горе, ее переживания переливались из ее сознания в его подсознательный мир. Весь осознанный порядок, все категории исчезли, испарились без следа. Их затопила волна безбрежной нежности. Гарольд лишился способности концентрировать внимание, но зато неизмеримо возросла его способность к проникновению в души других. Его отношение к Эрике стало совсем непосредственным, ему больше не нужны были слова. Не было ни раздумий, ни осторожности, ни притязаний, ни надежд на будущее, ни былых упреков. Остались лишь Я и Ты. Это было единство чистого бытия. Высшая ступень познания. Слияние душ. В этот миг он не задавал себе вопроса о смысле жизни – он получил на него окончательный ответ.
Гарольд полностью погрузился в свое тайное царство и навсегда утратил сознание. В последний момент мир перед его взором стал терять границы и очертания. Он не мог теперь воспользоваться силой сознания, но избавился от его оков. Он был благословлен сознанием, которое помогало ему направлять свою внешнюю жизнь и питать внутренние устремления, но плата за сознание была высока – знание, что смерть неизбежна. Но теперь ему не нужно было это знание. Теперь он не знал ничего, вступив в мир невыразимого.