Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха

За годы своей взрослой жизни Роб дисциплинировал свой ум, в совершенстве овладев определенным стилем мышления. Это мышление, построенное на логике и анализе, психолог Джером Брюнер^{99} назвал «парадигматическим мышлением». Осязаемые плоды такого мышления – юридические документы, деловые записки или научные статьи. Парадигматическое мышление – это умение отвлечься от конкретной ситуации, вычленить самые значимые факты, организовать их в систему, выработать на ее основе общие принципы и задать нужные вопросы.

Беда в том, что Гарольд и его друзья в своей игре руководствовались совершенно иным способом мыслить, который Брюнер назвал «повествовательным (нарративным) мышлением». Гарольд и его друзья вдруг стали ковбоями на ранчо. Они просто начали сразу что-то делать – ездить верхом, ловить лошадей арканами, строить дома. Сюжеты возникали и развивались сами собой, и каждый раз было интуитивно понятно, имеет ли смысл данный сюжет, вписывается ли он в общую канву игры или нет.

Ковбои дружно работали, но потом нечаянно поссорились. Пока они ругались, у них разбежались все коровы. Пришлось строить загон. Потом начались торнадо, и ковбои снова объединились, чтобы не погибнуть самим и спасти скот. Когда опасность миновала, они снова нечаянно поссорились. Потом вдруг пришли Завоеватели.

Повествовательное мышление – мифологическое мышление. Оно содержит аспекты, обычно отсутствующие в парадигматическом мышлении: понятия добра и зла, возвышенного и земного. Мифологическое мышление не только помогает рассказать историю, оно придает смысл эмоциям и нравственному чувству, которое внушено рассказом.

На вторжение Завоевателей мальчики отреагировали панически. Они упали на ковер и принялись строить своих пластиковых коней в боевой порядок, крича друг другу: «Как же их много!» Казалось, война проиграна, все погибло, но тут Гарольд вытащил откуда-то гигантского белого коня, в десять раз больше остальных игрушек, и торжественно спросил: «Кто это?» И сам же ответил: «Это Белый Конь!»

Благородное животное бросилось на Завоевателей. Тут двое мальчиков перешли на сторону Завоевателей и обрушились на Белого Коня. Развернулось поистине эпическое сражение. Белый Конь яростно топтал Завоевателей, но и они наносили Коню тяжелые раны. Очень скоро все Завоеватели были перебиты, но и Белый Конь героически погиб. Мальчики накрыли его погребальным саваном и торжественно, с почестями похоронили, а душа Коня вознеслась на небо.

Роб чувствовал себя неуклюжим ослом среди расшалившихся газелей. Детское воображение резвилось и играло; Роб, словно вьючное животное, тащил непосильную ношу. Они видели добро и зло, а он – только пластик и металл. Через пять минут у него от напряжения тупо заныл затылок. Роб страшно устал от попыток поиграть на равных с сыном и его командой.

Наверное, когда-то в детстве и сам Роб был способен на такую виртуозную ментальную гимнастику, но потом, думал он, наступила зрелость. Он научился лучше концентрировать внимание, но зато разучился сопоставлять логически несопоставимое. Ум его потерял способность легко перескакивать от одних ассоциаций к другим. Вечером, когда Роб рассказал Джулии о том, что он, оказывается, не может мыслить случайными категориями, как Гарольд, она ответила с подкупающей простотой: «Ничего, наверное, он тоже это перерастет».

Робу очень хотелось с этим согласиться. Между тем, все истории Гарольда всегда имели счастливый конец. Дэн П. Макадамс^{100} считает, что дети вырабатывают особую повествовательную тональность, которая на всю жизнь накладывает отпечаток на все истории, какие им предстоит рассказывать. Дети постепенно усваивают устойчивую предпосылку: любая история должна закончиться либо хорошо, либо плохо (выбор зависит от условий воспитания в раннем детстве). В это время закладывается фундамент историй, в которых все цели достижимы, все раны затягиваются, покой восстанавливается, а мир понятен.

Вечером, перед тем как уснуть, Гарольд имел обыкновение разговаривать со своими игрушками. Родители, уставшие за день, оставались внизу, в гостиной, и прислушивались. Они не могли разобрать слов, но хорошо слышали модуляции голоса Гарольда. Вот он что-то спокойно объясняет, вот в голосе его появляются тревожные нотки, вот он убеждает в чем-то своих воображаемых друзей. Как говорили Джулия и Роб, Гарольд в такие моменты становился похожим на «человека дождя», живущего в своем причудливом внутреннем мире. Им было тревожно и страшно: когда же, наконец, их мальчик покинет свой «мир Гарольда» и станет обычным представителем рода человеческого. Но наверху было уже тихо – Гарольд, преподав урок своим обезьянам, крепко спал.

Глава 5. Привязанность

Однажды – Гарольд тогда учился во втором классе – Джулия вызвала его из детской на кухню и со всей возможной твердостью велела немедленно садиться за уроки. Гарольд завел свою обычную песню о том, что уроки сегодня делать не надо, и привел тысячу причин.