Как только в Европе начались боевые действия, мы разъяснили свою позицию, но не делали ничего вплоть до конца 1941 года. Мы стали наращивать мощь нашей армии, авиации и флота. У Японии не было внутренних источников нефти, и нами была разработана схема, по которой британцы и голландцы, используя морские корабли, перекрывали японцам доступ к внешним источникам нефти. Мы также начали конвоировать суда в Англию, обеспечивая им защиту от немецких подводных лодок. Тогда – еще до того, как мы официально объявили о вступлении в войну, – произошло одно незначительное столкновение между американским эсминцем и немецкой подводной лодкой. Потом были Пёрл-Харбор, объявление Гитлером войны и наше официальное заявление[29]
.Если у Соединенных Штатов и была какая-то материальная заинтересованность в войне, то она заключалась в том, чтобы не допустить того, чтобы в Европе господствовала враждебная нам держава. Это также была совершенно традиционная британская политика. С тех пор как мы покончили с одной силой, доминировавшей в Восточной Европе, мы очевидно потерпели неудачу. Помимо того, мы потеряли там всех своих друзей. Последнее частично компенсировалось тем, что русская оккупация в Восточной Европе и в тех районах Китая и Кореи, куда они вошли, была столь неприглядна, что в конце концов мы вновь обрели нескольких друзей, хотя и не слишком сильных.
В 1942 году я прочел книгу Шумпетера (Schumpeter 1942; Шумпетер 1995), речь в которой шла преимущественно об экономике, но и о войне. Он говорил, что это была трехсторонняя война, и, хотя Германия, несомненно, проигрывала, было совершенно неизвестно, кто победит – Соединенные Штаты или Россия? Такой хладнокровный подход к войне не был широко распространен. Знаю, что никто из моих знакомых не согласится с моей точкой зрения, которая совпадает с мнением Шумпетера. И когда я служил в армии, я считал, что лучше об этом помалкивать. Было непонятно, могло ли наше правительство победить Гитлера, не развязав руки России в Восточной Европе. Ясно было лишь, что США никогда не задумывались о возможных действиях в этом направлении. В своем труде о Второй мировой войне Черчилль потом выражал соответствующую обеспокоенность, но никаких практических шагов предпринято не было.
Внешние издержки, вместе взятые, Первой и Второй мировых войн были высокими, а выгода – незначительной. Тем не менее в народной памяти они остались великим триумфом, и, обе эти войны, если, конечно, забыть о роли СССР, имели черты крестового похода. Но следует помнить, что в конечном итоге крестовые походы в Палестине потерпели неудачу. Сейчас крах СССР, вероятно, означает, что мы находимся в неплохом положении, но не из-за проявленного нами мастерства и интеллекта во Второй мировой войне. Во внешней политике лучше думать, а не проявлять эмоции.
Первая и Вторая мировые войны были крупными войнами, с привлечением значительных сил. С тех пор произошли две малые войны без участия многочисленных войск – в Корее и во Вьетнаме. Для нас они закончились плохо, хотя на это можно возразить, что результатом в Корее стала ничья. А во Вьетнаме мы однозначно проиграли. В обоих случаях у нас были союзники, внесшие свой, пусть и небольшой, вклад в нашу боевую мощь, а последствия для людей, попавших в руки коммунистов, были удручающими.
Я не упомянул о двух наших войнах с Ираком или войне с Афганистаном, потому что они были не слишком значительными. Во всех трех случаях мы одержали легкую победу, хотя операция по умиротворению не увенчалась успехом. До сих пор трудно сказать, что в конечном итоге мы от этого выиграем. Вторая иракская война привела к массовой мобилизации общественного мнения против Соединенных Штатов, даже среди американских интеллектуалов. Подозреваю, что мотивом послужила неприязнь к нынешней американской администрации. Но это чисто субъективное мнение. Конечно, продолжающаяся партизанская война обескураживает.
Читатель заметит, что значительная часть этой главы была посвящена внешней политике Соединенных Штатов. Думаю, что я мог бы написать и историю Британии в этот период, которая привела бы во многом к тем же выводам. И конец Британской империи, подобно концу французской, голландской, бельгийской и португальской империй, обнаруживает ту же общую картину, когда внутренняя политика влияет на внешнюю. Точка зрения, которой придерживаются многие экономисты, что метрополии на самом деле давали своим колониям больше, чем получали от них, кажется, не пользуется большим успехом. Распад колониальных империй не причинил серьезного вреда бывшим метрополиям. Но для бывших колоний отказ от империи нередко оборачивался катастрофой. В Индии дела идут достаточно хорошо, равно как и в Малайзии. Сингапур процветает. Индонезия не процветает, но и не бедствует. В Африке – это настоящая катастрофа. Здесь мы снова наблюдаем внешнюю политику, в которой преобладает плохо продуманная этика, но сомнительно, что другая политика привела бы к лучшим результатам.