— Люп уверен, что все беды от палочников. Если их пустить на Лонгу, нашу великую родину ждет участь Немоса. Она превратиться в скважину из которой будет вылетать фонтан ресурсов. И все — в карман Тенебрии.
— И это тоже всем очевидно, — хмыкнул я. — Так в чем же загвоздка?
— Загвоздка в том, — Аделина отошла от металлического ограждения, — что Люп вбил себе в голову, будто должен этому помешать. Среди провинций есть те, кто ему сочувствует, но мой брат — единственный, кто готов действовать открыто. Он готов выступить против всего Побережья. Против Двора.
— И папаша от этого не в восторге?
— Конечно. Он предан Императору.
— А Люп?
— Он предан Империи. Понимаете разницу?
— Кажется… — сказал я, пародируя Сэта.
— В общем, это сложно, и я не собираюсь так много говорить, — одернула себя девушка. — Действительно важные детали вы узнаете от папы. Очень скоро, судя по всему… Пойдемте, вам нужно отдохнуть. Мне жалко на вас смотреть.
— Аминь, — выдохнула олива. — Душ и место для сна, умоляю.
— Я тоже, — подхватил я. — И пожрать что-нибудь.
— Умоля-я-яем!
Дочка Лефрана улыбнулась.
Ко мне приставили пухлого ватермейстера, от которого пришлось отбиваться палкой. Он все норовил оказать помощь в подмывании задницы, а мое закоснелое мышление позавчерашнего куска пиццы и солдафонская натура препятствовали этому.
— А девушку мне можно? — спросил я, удерживая дружелюбного толстяка на расстоянии.
— Девушку? — спросил он с искренним недоумением и неприязнью. Я как будто попросил, чтобы меня окатили ведром прокисшего дерьма. — Вам? Мужчине с таким божественным телом?
Я растерялся.
— Ну. Да.
— Мужчинами должны заниматься мужчины, — объяснил мне ватермейстер. — Девушки — девушками. Это бани, а не бордель.
— Тогда я сам.
— Как пожелаете, — огорченно произнес толстяк. — Но ведь никто не моется в одиночку. Это просто бессмысленно.
— Я — быдло из тысячника. Там везде душевые-одиночки.
Ватермейстер, до этого розовый от тепла и пара, побледнел как полотно и уселся на скамью рядом с вешалкой для халатов.
— Какой ужас.
Я принялся поливаться из деревянной бадьи.
— Бытие — жесть.
После того как я смыл вино, пот и грязь, меня выпустили в основные банные помещения. Ох и роскошное же это было место. Прекрасная стоугольная плитка, изображения хорфинов и Штормовых столпов, мягкая расслабляющая иллюминация в бассейнах, куча желобов с журчащей водой. Шум был мягким и расслабляющим.
У всех людей в мире присутствует объяснимый страх перед водой, поэтому бассейны были небольшие, закругленные и прозрачные как стопка с неразбавленным спиртом. Они располагались в шахматном порядке и у каждого была особая тема, связанная с отделкой стенок. Я немедленно закайфовал от одной обстановки, но тут ко мне привязался еще один мужик: высокий дедуля с игривыми усиками. Он представился лекарем Бернаром де Шаль и приказал мне улечься на массажный стол.
— Ничего опасного, храбрый юноша, — сказал он мне, тщательно ощупав синяки и шишки. Я был настолько благодарен, что господин де Шаль пересчитал их все, что едва мог говорить. — Небольшая трещина в ребрах. Я пропишу вам мазь и медицинский корсет. Вы женаты?
— Леди упаси, — прокряхтел я.
— Леди, которую вы сейчас упомянули, является покровительницей браков, — сухо поправил меня лекарь. — Это так, к слову, что б не прибегали к молитвам не понимая их сути. Может быть, у вас есть подруга?
— Есть одна, — пристыженно сообщил я.
— Хорошо. С корсетом будет нужна помощь. Женщины знают, как его шнуровать.
Я промолчал. Хо знает, как зашнуровать ботинки или завязать в узел дурака, считающего олив низшим сортом человечества. Корсеты она в жизни не видела.
— Можете встать, — сказал доктор Бернар. — Корсет вам принесут. Сейчас вам нужно полежать в прохладной воде, чтобы мышцы расслабились, но не слишком.
— Четвертая купель как раз подойдет, — встрял ватермейстер. — Пойдемте, господин де Хин.
— Не так быстро, — притормозил нас дядя врач. Он достал из саквояжа белый конвертик. — Вот, проглотите этот порошок. Снимет боль.
Прохладный бассейн показался мне ледяным, но вскоре я притерпелся. Порошок и вода утихомирили боль, и я вновь почти закайфовал, но тут где-то рядом заверещала Хо. Через несколько секунд она ворвалась в мужской зал, совершенно голая и очень злая.
— Ну что такое? — устало крикнул я. — Эти злодеи пытались подмышки тебе обрить?
Шлепая пятками по кафелю, олива быстро сократила расстояние между моей мордой и ее кулаком, но в самом конце все-таки поскользнулась и въехала в мой целительной оазис зеленой задницей.
Полетели брызги.
— Они сказали, что женщинам нельзя на мужскую половину! — воскликнула она, еще не успев вынырнуть. — А женская половина — отвратительна. Там единственный чан, в котором тебя отмывают как картофелину, а потом брызгают в промежность благовониями. Я что, блять, картошка?
— Если и так, то успевшая позеленеть.
— А чего у тебя тут так холодно? Ты теплого пива нахлебался, а теперь пытаешься его остудить?