Она подошла к окнам, выходившим на подъездную дорожку, обвела взглядом рощу и поля, уходившие вдаль, – мерцающий в лунном свете мир, таинственный, туманный. Тот мир, что ждал ее дома, приводил ее в ярость – там не было никаких тайн, там был Монти, который унизил ее, а затем спелся с Джеком, и всем было наплевать – ведь дело касалось денег и власти, которая была еще важнее. Власть давала все, без нее ты был никем. Чем меньше времени она проводила в Голливуде, тем меньше у нее оставалось возможностей на что-то повлиять. Рано или поздно ее карьере все равно придет конец – может, гори оно все огнем?
Она вспомнила о том, что Джейн Остен тоже знала, что значат деньги и власть. Знала, что для женщины значит бедность, и этот всепоглощающий страх угадывался в ее книгах, хоть и прятался за благовидной вуалью хлопот о замужестве. Ни щедрость, ни снисхождение мужчин из их семей не могли сделать женщину по-настоящему независимой. Все же, благодаря своей гениальности, которую нельзя было купить ни за какие деньги, ей удалось добиться некоторой самостоятельности – достаточной, чтобы жить, работать и умереть так, как ей хотелось. Но главным ее достижением стали шесть романов, бывшими ее рукотворным наследием, ее детищем, и на ее пути не встал ни один мужчина, властный или богатый.
Однако Мими понимала, что и это было полуправдой. Быть может, жизнь Джейн сложилась бы совсем иначе, она смогла бы написать куда больше книг, если бы ее родственники-мужчины и издатели принимали несколько иные решения в ее пользу. Стоя сейчас под этой бледной луной, она, марионетка в руках двух финансистов без единой живой мысли, знала, как приятно создавать что-то, что не стареет с годами, становясь все лучше и лучше. Подобно Фаусту, она заключала свои голливудские контракты, забыв о театре, где седина и морщины в уголках глаз были заметны лишь с пары первых рядов. Богатство и слава настигли ее так быстро лишь благодаря ее красоте и мечтам о ней. Теперь же она могла в одночасье лишиться всего.
Она хотела было отойти от окна и попробовать уснуть, когда заметила, как вдалеке кто-то выходит из тени деревьев. Пастушья хижина на колесах стояла в самом сердце липовой рощи; открыв окно, она услышала едва различимый стук щеколды и шаги на скрипучих деревянных ступенях. Может, у нее просто разыгралось воображение, бывшее ничуть не слабее, чем у Эви, но чуть за полночь, когда она уже засыпала, ей грезились странные пары, образовавшиеся в их обществе: Эви и Адам, Адам и Аделина, доктор Грей и Франсес, Франсес и Эндрю…
Эви в одиночестве сидела в библиотеке. Час был поздний, и все в Большой Усадьбе уже давно были в постелях, но она обходилась всего четырьмя часами сна и в предрассветный час все еще работала.
Каталог был завершен. Она без устали трудилась над ним уже два года, за пару недель разобравшись с оставшимися томами, и теперь каждая из книг, стоявших на полках, получила собственное описание – а всего их было две тысячи триста семьдесят пять. Она отметила даты публикации, номера изданий, описала состояние переплетов и корешков, печати, дарственные надписи, экслибрисы, иллюстрации, гравюры, сноски и золочение обрезов. С прошлой осени по выходным она ходила в олтонскую библиотеку, где искала любую полезную информацию, а затем сопоставляла найденное с аукционными брошюрами и газетными вырезками из библиотеки Винчестера, пытаясь отслеживать недавние продажи лотов, а также состояние и оценочную стоимость идентичных изданий.
Прямо у нее над головой сейчас спал Ярдли Синклер, и потому она невероятно гордилась тем, что закончила работу именно сегодня. Присутствуя на оглашении завещания Джеймса Найта и узнав, что в любую минуту может найтись какой-нибудь дальний родственник и предъявить права на всю библиотеку, Эви поклялась сделать все как можно быстрее, чтобы наконец сообщить мисс Найт о ее точной стоимости. Когда она узнала о том, что один из сотрудников «Сотбис» присоединится к обществу и что это тот самый мистер Синклер, с которым они столько раз общались по телефону, пока он пытался добиться встречи с Франсес, у нее появилась еще одна весомая причина поспешить.
По ее расчетам, если она была хотя бы наполовину так умна, как считала, лишь в этой комнате стоимость книг оценивалась в десятки тысяч фунтов стерлингов.