Общество Джейн Остен

Самые важные книги она поставила отдельно, на две полки по соседству, – оценить их было труднее всего. Там были первые, посмертные издания «Доводов рассудка» и «Нортенгерского аббатства» 1817 года с предисловием брата Джейн, Джеймса. Были и ранние прижизненные издания с дарственными надписями, некоторые в хрупких картонных переплетах, что делало их ценнее, чем тома, переплетенные позже на заказ. Было то самое филадельфийское издание «Эммы», загадочным образом пересекшее океан, первые издания «Памелы» Сэмюэля Ричардсона, «Камиллы» Фанни Берни, «Коринны» мадам де Сталь и старинное французское издание «Божественной комедии» Данте. Третье фолио Шекспира, как узнала Эви в Британском музее, настолько редко появлялось в продаже, что оценить его как следует не представлялось возможным. Но невероятнее всего была ее сентябрьская находка – письмо Кассандре от Джейн, спрятанное в книге по языковедению. Письмо, о существовании которого никто даже не догадывался. Письмо, отвечавшее на вопросы, над которыми спорили десятилетиями, и порождавшее новые.

Эви сидела на своем стульчике, с каталогом на коленях, и наслаждалась упоением своих открытий, зажегшем в ней страсть к знаниям и гордость от того, что никто до нее не делал ничего подобного. Ей еще не было и семнадцати, и деревенские парни могли ухаживать за ней еще много лет, но она и представить не могла, что ей овладеет такое же всепоглощающее чувство. Она думала о покорителях Арктики, шедших сквозь бескрайние ледяные поля, о капитане Куке, чьи корабли бороздили воды Тихого океана, о тех мужчинах, что сражались в извечных войнах – вся их энергия была подчинена жажде завоеваний и власти. А свои силы она употребила на то, что было скрыто от взора, и ей подчинились тайны старого дома, чьи славные дни давно минули. Среди забот и трудов повседневности она сумела разглядеть нечто невидимое другим. Смогла сделать что-то очень важное, несмотря на столь незатейливую жизнь, уготованную ей. Каждый день она видела бледный призрак мисс Франсес, плывший по комнатам, одинокого Адама Бервика, восседавшего на телеге, и доктора Грея на обходе, в глазах которого читалось, что он где-то далеко – в мире, где нет боли и бед, но мире несуществующем. Мир настоящий нес им боль и горе, и с этим нужно было жить, не сдаваясь, даже когда кажется, что все вокруг рушится.

В этом мире жила и сама Эви, но ей удалось сделать нечто невероятное, потрясающее – и все без чьей-либо помощи. Теперь этого никому не отнять.

– Эви, что ты здесь делаешь так поздно?

Она подняла глаза, увидев Ярдли Синклера, стоявшего на пороге двери, что вела в Большую Залу. Он увидел блокнот, в котором она только что делала последние записи. Оглянувшись, он закрыл за собой дверь и подошел ближе.

– А что здесь делаете вы? – спросила она, и он удивился ее беззастенчивой смелости.

– Мисс Франсес мельком показала мне эту комнату, но у меня не было времени рассмотреть здесь все как следует, и я решил взять что-нибудь почитать.

Он подошел еще ближе, и она быстро закрыла блокнот.

– Эви, а знает ли мисс Франсес о том, что ты проводишь ночи в библиотеке?

Она кивнула, не сдвинувшись с места.

– И о том, чем ты тут занимаешься?

Она вновь кивнула, но на сей раз медленнее.

– Да, с недавних пор. Когда огласили завещание.

Ярдли понял, что девушка не собирается никуда уходить, и пододвинул кресло, усевшись с ней рядом.

– Не возражаешь? – спросил он ее, смягчившись.

Она не возражала, и он протянул руку к блокноту.

– Можно взглянуть?

В голове Эви пронесся целый вихрь мыслей, ведь она была совсем юной и ничего не знала о том, как ведутся дела в этом мире денег и какому риску подвергаются все плоды ее труда еще до того, как о них узнает мисс Франсес. Ей казалось странным, что Ярдли пришел сюда глубокой ночью, будучи здесь впервые. Быть может, он страдал бессонницей, но, понаблюдав за ним на собрании общества, она заметила, каким любопытством горел его взгляд. Эви решила, что должна позаботиться о том, чтобы мисс Найт узнала все о реальной ценности всего, что было в ее имении, в надежде, что не совершит непоправимую ошибку.

Но также ей было известно, что Мими всецело доверяет Ярдли – а ведь девушка была без ума от ее ролей и знала, как живо та интересуется всем, что связано с Джейн Остен. Поэтому, после минутных колебаний, она отдала ему блокнот и с удовольствием смотрела, как тот со все возрастающим изумлением листает страницы.

– Господи боже… Эви!

В его глазах стояли слезы.

Она радостно улыбнулась ему.

Он засмеялся, вытер глаза платком с монограммой, и она тоже начала смеяться.

– Боже мой…

Он поднялся с кресла и провел пальцами по корешкам книг, стоявших на полке позади него.

– Это же ее книги… наверное, она читала их, когда работала над своими романами. Эти издания – это… это просто чудо! Невероятное чудо! И неужели до сих пор никому не было до них дела?

Наконец Эви встала со стульчика, и он вновь удивился тому, какой хрупкой она казалась.

– По словам мисс Франсес, ни ее отец, ни дед не интересовались Остен. Не понимали, к чему столько суеты вокруг ее имени.