Общество истребления — стратегическая перспектива “демократических реформ”

Методологические принципы, расчеты и выводы “выдающихся” ученых современности (какими бы абсурдными они ни являлись для истинных ученых), безусловно, оказывают влияние на формирование общественного мнения и принятия решений, если в этом заинтересованы власть (деньги) имущие. В некоторых случаях принятые решения впоследствии оказывались вредными для населения тех или иных стран. Приведу два примера, показывающие как формируется нужное мнение в ситуациях, когда отношение к нему большинства явно отрицательное.

Одна ситуация описана немецким ученым Вернером Зомбартом в книге “Евреи и хозяйственная жизнь” [27].

В XVIII веке в Англии фондовые спекуляции законодательно были запрещены. В экономической системе народного хозяйства, предшествовавшей капиталистическому хозяйству, разработанной английским экономистом Адамом Смиттом не было места для учения о фондах, бирже и биржевой торговле. Это была совершенная, законченная система политической экономии, в которой ни одним словом не упоминалось о кризисах. И тем не менее биржевые спекуляции внедрились вопреки всеобщему осуждению.

“Почти в то же самое время, — пишет Зомбарт, — появилась книга (о которой, впрочем, упоминает и Смит, не называя автора по имени: “one author” высказал безумный взгляд, — говорит он как-то при случае), в которой речь шла только о кредите и его благословенных последствиях, о бирже и ее значении; книга, которая в полном смысле слова может быть названа песней публичного кредита и фондовой торговли… Я имею, конечно, в виду “Theorie du credit et de la circulation”, появившуюся в 1771 г., автор которой назывался Josef de Pinto и был португальским евреем. Книга Пинто до мельчайших подробностей и с изумительной точностью описывает все то, что впоследствии, в XIX веке, было приведено в защиту публичного кредита (как, вообще, в защиту овеществления кредитных отношений), все, что было сказано в оправдание профессиональной фондовой торговли, фондовой спекуляции и т. д. Подобно тому, как Адам Смит своей системой заканчивает эпоху народного хозяйства со слабо намеченными наклонностями к бирже, так кредитная теория Пинто служит введением в новую эпоху, в которой фондовая спекуляция становится центральным пунктом хозяйственной жизни, а биржа — “сердцем хозяйственного организма”.

С этого времени весы общественного мнения тихо, но безостановочно начали склоняться в пользу кредитного и биржевого хозяйства, — по мере того, как последнее расширялось и углублялось. Мало-помалу этим путем пошло также законодательство, и когда наполеоновские войны подошли к завершению, когда в стране наступил покой, биржа, — не стесняемая тягостными оковами враждебного ей законодательства, — начала мощно процветать”.

Как видим, достаточно одной книги и мощного лобби, чтобы враждебная не согласующаяся с законодательством биржевая спекуляция была внедрена и до сегодня успешно служит биржевым спекулянтам, разваливает производственную экономику и развивает виртуальную экономику, в которой “деньги делают деньги”.

Второй пример из области медицины, где фармацевтическая мафия завоевывала рынки и вытесняла народную медицину, сформировавшуюся веками. Вот что об этом пишет доктор медицины Гилен Ланкто в своей известной книге “Медицинская мафия”: “С 1920 по 1925 годы в соответствии с правилами, установленными докладом Флекснера, Американской медицинской ассоциацией и Ассоциацией американских медицинских колледжей было отлучено от медицинской практики большинство врачей, а именно женщин и негров. Во имя науки и качества медицинской практики от медицинских школ начали требовать, чтобы они приняли рекомендации, которые предлагались в докладе Флекснера. Это был режим медицинского террора. Эти школы под страхом уничтожения должны были стать на “научную основу”, которая навязывалась докладом. Вся эта кампания была финансирована фондом Рокфеллера. В то время было в два раза больше врачей, практиковавших мягкую медицину, нежели врачей ортодоксальной аллопатической медицины. Тогда изучали гомеопатию, фитотерапию и манипулятивние медицины, такие как остеопатию и массаж. Медицинская реформа их уничтожила. Она сократила количество медицинских учреждений с 650 до 50, а количество студентов с 7500 до 2500. Здоровье людей попало в руки богатой элиты. Медицина стала инструментом на службе финансов: фонды Карнеги и Рокфеллера финансировали программу Флекснера и ее внедрение в жизнь. Капитал взял контроль над медициной, которую и эксплуатирует с того времени с известным ужасающим последствием. Участники этой медицины — медики, которые пользуются такими привилегиями как власть, деньги, престиж. Это североамериканская монополия. Любые попытки практики мягкой медицины строго подавлялись. Во имя “благополучия” населения этих врачей обвиняют в шарлатанстве, в ереси, усиливают гонения, запугивают, лишают прав на практику, притягивают в суд. Инквизиция постоянно живет, а охота на ведьм продолжается и сегодня”[28].