Данная модель развития продолжает традицию модерна, направленную на расширение самораспоряжения. Исходной точкой является оценка, гласящая, что в процессе обновления индустриального общества демократические возможности самораспоряжения были институционально располовинены
. Вследствие этого технико-экономические новшества как двигатель постоянного изменения общества были отрезаны от возможностей демократического участия, контроля и сопротивления. Тем самым в проект изначально встроены многообразные противоречия, которые ныне ярко выступают на поверхность. Модернизация считается «рационализацией», хотя здесь с системой происходит нечто не поддающееся осознанному знанию и контролю. С одной стороны, индустриальное общество можно помыслить только как демократию; с другой — в нем всегда содержалась возможность того, что общество в силу движущего им незнания обернется противоположностью постулируемого для него притязания на просвещение и прогресс. Ввиду этой угрозы вера и неверие в прогрессивность начатого движения вновь вступают в противоречие с общественной формой, которая, как никогда в истории, заложила в основу своего развития знание и возможность знания. Конфликты веры, а вместе с ними тенденции к обвинениям в ереси и к разжиганию новых инквизиторских костров определяют общественное развитие, которое некогда сделало ставку на рациональное разрешение конфликтов. Поскольку наука, которая во многом содействовала такому развитию, открещивается от последствий и сама прибегает к решениям, в которые модерн так или иначе превращает все и вся, речь идет о том — такова здесь логика рассуждений, — чтобы сделать эту основу решений общедоступной, причем по правилам, предусмотренным в рецептах модерна, т. е. по правилам демократизации. Испытанный инструментарий политической системы предполагается распространить на условия, выходящие за ее пределы. Для этого можно помыслить множество вариантов, и все они могут стать предметом дискуссии. Палитра предложений простирается от парламентского контроля, производственно-технологических разработок, собственных «парламентов модернизации», где междисциплинарные коллективы экспертов создают, одобряют и принимают планы, и до вовлечения гражданских групп в технологическое планирование и процессы решений в области исследовательской политики.Основная мысль такова: со- и контрправительства технико-экономической субполитики — экономики и исследований — должны вернуться в сферу парламентской ответственности. Коль скоро речь идет о соуправлении путем свободы инвестиций и исследований, нужно иметь хотя бы принуждение к оправданию перед демократическими институтами в базисных решениях «процесса рационализации». Но как раз в этом простом переносе заключена кардинальная проблема
данного умственного и политического подхода: в своих рецептах он остается соотнесен с эпохой индустриального общества, хотя и в контртребовании к стратегии реиндустриализации. «Демократизация» в понимании XIX века изначально предполагает централизацию, бюрократизацию и т. д., а тем самым делает ставку на условия, которые исторически либо устарели, либо стали сомнительны.При этом цели, которых нужно достичь посредством демократизации, совершенно ясны: необходимо сломать последовательное чередование исследовательских и инвестиционных решений и общественно-политической дискуссии. Требование здесь таково: последствия и свободы формирования микроэлектроники, генной технологии и т. д. должны обсуждаться в парламентах до
принятия принципиальных решений об их внедрении. Последствия такого развития легко предсказать: бюрократически-парламентские препоны производственной рационализации и научного исследования.Впрочем, это лишь один вариант данной модели будущего. Образцом для другого варианта служит расширение социального государства. Грубо говоря, здесь аргументируют аналогиями риску обнищания XIX века и первой половины XX века. Риски обнищания и риски технологические суть последствия процесса индустриализации на разных исторических этапах его развития. Оба вида рисков индустриализации — во временном сдвиге — имеют сходную политическую карьеру, так что на опыте политического и институционального обращения с рисками обнищания можно научиться обращению с рисками технологическими. Политико-историческая карьера риска обнищания — ожесточенное отрицание, завоеванное признание, политические и правовые последствия в строительстве социального государства — как будто бы повторяется и в случае глобальных опасностей, только на новом уровне и в иных профессиях. Как показывает строительство социального государства в Западной Европе нынешнего столетия, отрицание — это не единственная опция ввиду опасных ситуаций, порождаемых промышленностью. Ведь их можно и перечеканить в расширение
возможностей политических действий и демократических прав защиты.