Челюсти у меня напрягаются, я смотрю на него. Я сомневаюсь. Я хочу отомстить инквизиции – тут нет вопросов. Едкие шепотки раздаются вновь, они шипят резко и неодобрительно.
– В этой стране мальфетто умирают каждый день, – тихо добавляет Виолетта. – Мы можем спасти их.
В наступившей тишине Сержио наклоняется вперед, ставит локти на колени и говорит:
– Не знаю, что испытала ты, когда была с членами Общества Кинжала. – Он не решается говорить дальше, как будто не уверен, стоит ли делиться этим с нами, но потом сдвигает брови и продолжает: – Но я считал их своими друзьями, пока они не перестали ими быть.
– В чем между нами разница? – Я встречаюсь глазами с Сержио. – Ты – наемник. – Я перевожу взгляд на Маджиано. – Что произойдет с нашим союзом, если у нас не получится завоевать трон?
Сержио горько усмехается:
– Ты заглядываешь слишком далеко вперед. Тут нет ничего личного. Но мы, по крайней мере, честны с тобой. Ты и я – мы оба знаем, что делаем и зачем. Я собираю для тебя наемников, а ты используешь нас по своему усмотрению. Ты награждаешь нас, как обещала. У меня нет причин предавать тебя. – Он пожимает плечами. – И у меня нет желания работать с Обществом Кинжала. Мне нравится мысль, что мы отберем у них принца.
– А где будут находиться твои наемники, когда они нам понадобятся?
Сержио косо смотрит на меня и отпивает воды из фляги.
– Они будут ждать нас в Эстенции. Ты увидишь их, когда мы окажемся там.
Я опускаю голову и закрываю глаз. Почему у меня должно быть меньше прав на управление Кенеттрой, чем у Джульетты, или Энцо, или Маэвы и народа Бельдана? У Раффаэле тонкая душа, но и в ней есть свои темные стороны. Он может оказаться предателем, так же как я, и недостойным доверия человеком. Почему именно он должен контролировать Энцо? Моя прежняя восторженная привязанность к Раффаэле начинает скручиваться, как подожженный лист, а топливом для огня служат история Сержио и мои собственные воспоминания. И она скручивается до тех пор, пока не превращается в горечь. В жажду превосходства. В страсть.
Я думаю о возвращении Энцо в мир живых, о том, каково это будет – увидеть его снова. Править рука об руку. От мыслей о таком будущем возникает столь страстное желание, что даже сердце щемит. Правильно, чтобы мы были вдвоем. Я это чувствую.
Сажусь прямо, наклоняюсь вперед и задерживаю взгляд сперва на Виолетте, потом на Маджиано и Сержио:
– Члены Общества Кинжала проиграли, потому что я не доверяла им. Но вам я должна верить. Мы не можем не полагаться друг на друга.
Сержио кивает. Возникает недолгая пауза.
– Тогда, вероятно, нам нужно каким-то образом упрочить наши позиции. Мы представляем собой не меньшую силу, чем они.
– Нужно имя, – встревает Маджиано. – Имя придает вес, реальность идее. Сержио, друг мой, как они называли тебя, когда ты был с ними?
Сержио слегка хмурится, ему не хочется вспоминать, но он все-таки решает ответить на вопрос Маджиано.
– Меня называли Дождетворец.
– Ах, Дождетворец. – Маджиано дергает струну. – Имя не хуже любого другого, я считаю.
Дождетворец. Прекрасное имя. На самом деле оно вызывает у меня улыбку. Маджиано прав. Когда узнаёшь, как называли Сержио в Элите, начинаешь чувствовать, что он действительно Элита – сила, с которой следует считаться. Моя Элита.
– Хорошее имя, – соглашаюсь я. – А как насчет тебя, Маджиано?
Он пожимает плечами, берет еще несколько нот, после чего откладывает лютню в сторону. Встречается со мной глазами, и тут я опять замечаю в его взгляде уже знакомую смесь восхищения и настороженности.
– Маджиано – это и есть мое имя в Элите, – говорит он немного погодя. – Едва ли кто-нибудь из вас сомневается в его действии на людей.
Потом он одаривает нас своей дикарской улыбкой и больше ничего не добавляет.
Маджиано, может, и думает, что мало знает о моем прошлом, но мне о его прошлой жизни известно еще меньше. Хочется расспросить его, откуда он родом, как его настоящее имя, но парень отворачивается, и я снова пускаю дело на самотек.