Отрицание этой позитивной потенции приводит к импотенции, к неспособности что-то делать, к антитезису. Этой импотенции соответствует выгорание, депрессия, нарциссический крах субъекта от неспособности соответствовать идеальному образу самого себя. Именно в этом смысле в «Обществе усталости» говорится о «Nicht-Mehr-Können-Können»: субъект просто не может больше мочь.
Однако эту импотенцию необходимо отличать от негативной потенции: она есть способность не делать ничего, способность недеяния, которая выражается в иудаистском шаббате и в буддистском принципе пустоты. Если простое отрицание позитивной потенции («мочь») приводит к импотенции («не-мочь»), то отрицание отрицания как раз ведет к этой негативной потенции («мочь-не-мочь»). Именно в смысле этой негативной потенции «Nicht-Können-Können» и выражает способность мочь-не-мочь. Согласно Хану, благодаря этой потенции возможно подлинное действие, креативное, созидающее что-то новое, а не просто повторяющее исходный тезис. Благодаря способности что-то не делать, субъект может отказаться от социальных диспозитивов и открыться чему-то Иному.
Именно так Хан описывает в «Агонии Эроса» обращение Жюстин из депрессивной в любящую в «Меланхолии» Ларса фон Триера: будучи истощенной больным обществом на свадьбе, она уже не-может-мочь, но затем, поняв перед лицом неминуемой гибели, что теперь она может-больше-не-мочь, она расслабляется и просто любуется миром вокруг себя. На такой же переход от антитезиса к синтезу Хан рассчитывает, говоря о спасительной усталости Петера Хандке: современное неолиберальное общество должно выгореть в борьбе за достижения, чтобы затем в этой непрекращающейся депрессии осознать, что, раз оно не может больше мочь, то это предполагает, что оно вообще-то в принципе может и не мочь. В этом смысле Хан развивает свою диалектику потенции и импотенции вполне в духе Гегеля: синтез возникает из антитезиса, углубляющегося в самого себя, в самом своем основании открывающего синтез, ведь если кто-то не может мочь, это логически возможно только в том случае, если он или она может не мочь. И именно поэтому «Nicht-Können-Können» может в зависимости от контекста выражать как неспособность-мочь, так и способность-не-мочь: в этом словосочетании выражается единый процесс развития негативности, проходящий через два разных момента, антитезис и синтез.
Итак, почему же словосочетание, само по себе подходящее больше для синтеза, – «способность мочь-не-мочь» – было выбрано для обозначения всего этого процесса? С одной стороны, с логической точки зрения, чтобы не мочь больше мочь, нужно в принципе мочь не мочь. Это означает, что способность мочь-не-мочь лежит в основании неспособности мочь, она более фундаментальна и выражает суть как одного, так и другого. В этом смысле, если я не могу мочь, это само по себе уже значит, что я в принципе могу не мочь.
С другой стороны, наоборот, если я могу не мочь, это не значит, что я не могу вообще ничего мочь. Я вполне могу не мочь, но при этом не актуализировать эту свою возможность и вместо этого мочь что-то. Именно поэтому углубление антитезиса и ведет к синтезу: в синтезе субъект отказывается от того, чтобы мочь что-то одно, и наконец начинает мочь что-то Другое. Поэтому перевод «Nicht-Können-Können» как «способность мочь-не-мочь» позволяет отразить, что состояние, к которому стремится Бён-Чхоль Хан, – это не простое бездействие и не чистое созерцание, а опосредование действия и недеяния, созерцания и действия, vita activa и vita contemplativa (в книге «Запах времени», перевод которой также готовится в рамках проекта «Лёд», Хан пишет об этом подробнее). Если же переводить «Nicht-Können-Können» как «неспособность-мочь», то оно всегда будет выражать лишь импотенцию современного общества и никогда не укажет на подлинную цель истории, как ее видит Бён-Чхоль Хан.
Примечания
(Endnotes)