Общие родственники

Но отец ребенка на ужин не пришел. На звонок не ответил. Она пошла к нему сама, но никто не открыл. Прямо у порога его квартиры набрала брату, тот прорыдал в трубку: Сашу сбила машина, он только что умер в больнице.

Сентябрьское кладбище ослепляло красками. Яркое солнце, отраженное от миллиона желтеющих листьев, выжигало глаза, которые не переставали плакать уже несколько суток. Сквозь постоянную влажную пелену перед глазами Катя старалась не отрывать взгляд от любимого мужчины, лежащего перед ней. Такого похожего и не похожего на себя. Он как будто спал после долгой ночи, был красив и спокоен, и хотелось провести рукой по горбинке его носа и поцеловать в гладкий высокий лоб. Хотелось гладить его, запоминать пальцами всё-всё, до последней ворсинки на коже, целовать его – везде. Вокруг рыдали родственники, голосила мать, скулили девчонки из числа общих знакомых, покачиваясь от истощения и ужаса, рядом стоял брат. Никого из них Катя не замечала. Она смотрела и смотрела, как тогда, в их первое утро, и понимала, что хочет лечь рядом с ним в этот самый гроб на высокую белую подушку.

Слова были сказаны, все попрощались, Катя подошла последней. Постояла, наклонилась к уху.

– Как же ты меня перехитрил, – прошептала ему. – Не остался со мной всё-таки. Сбежал.

Потом выпрямилась, еще постояла и, почувствовав чье-то одергивание, наклонилась еще раз, чтобы быстро поцеловать своего мужчину в губы. Гроб заколотили и начали опускать в яму. В жирные и теплые объятия земли, в которых безразлично, ждут ли тебя еще где-то.

Первая брачная

Комната была похожа на свежую могилу, а не на гостиничный номер для молодоженов. Цветы лежали на кровати и на креслах. И весь пол по периметру комнаты был завален букетами. Маша посреди этой умирающей клумбы в своем пышном свадебном платье растерянно осматривалась:

– Жалко цветы.

– Всё нормально с ними будет, – сказал Петя, выходя из ванной комнаты и стягивая с себя галстук, – сейчас горничная принесет вазы.

– Лучше ведра.

– Да, пожалуй.

Петя скинул цветы из кресла, упал в него сам, тут же закинул ноги на стеклянный журнальный столик:

– Я устал как собака. Клянусь, когда в следующий раз буду жениться – только регистрация, без вот этого всего. Маш, подай бутылку шампанского, в холодильнике должна быть.

Маша молча подошла к холодильнику, достала бутылку ледяного игристого, донесла ее до новоиспеченного мужа. Пока он ловко и быстро разделывался с пробкой, стянула ненавистные чулки, с удовольствием почувствовала пятками шершавый ворс гостиничного ковра, застыла с этим ощущением блаженства на пару секунд.

– Будешь? – Петя уже глотнул шампанского из горла, на белой рубашке темнело несколько пятен от упавших капель.

Маша осторожно переложила букеты из второго кресла на кровать, провалилась в уютную мягкость велюра, закинула ноги на стол. Теперь голым пяткам была в радость прохлада стекла. На ноге ровными красными линиями выделялись следы от ремешков свадебных босоножек. Ногам однозначно было хорошо. Петя протянул мокрую и скользкую бутылку, Мария взяла и совсем чуть-чуть глотнула. Шампанское ледяным ножом резануло внутри от горла до желудка. Она закашлялась, и это ощущение прошло.

– Ну что, – начал муж, аккуратно высвобождая из женских рук бутылку, – расскажи мне, каково это – выходить замуж за нелюбимого мужчину?

Моментально свело солнечное сплетение, пришлось громко выдохнуть. Петя смотрел с интересом и ненавистью.

– А можем мы хотя бы свадебный день провести без твоей паранойи, Петь? – тоскливо спросила Маша, уже заранее зная правильный ответ на свой вопрос.

– Давай сделаем вид, что я сейчас не слышал, что ты назвала меня параноиком, – он усмехнулся и отхлебнул еще шампанского. – Но мне действительно интересно. Клятвы, тосты, «горько» – не противно тебе было?

– Не противно! Для меня это всё по-настоящему. – Маша поняла, что начинает злиться. – Жаль, что для тебя – нет.

– Да почему. – Петя откинулся в кресле, и со стороны могло бы показаться, что он максимально расслаблен и доволен жизнью, но Маша видела, что муж уже весь напряжен и готов к бою. – Для меня-то как раз всё по-настоящему. Я тебя люблю. Это ты меня не любишь. Поэтому я и спрашиваю: каково это?

«Я ненавижу тебя», – почти сказала Маша, но тут раздался деликатный стук в дверь. Горничная, шустрая и улыбчивая, принесла три вазы, но потом, осмотрев комнату, сказала: «Я ведро красивое сейчас принесу», и ушла, тихо прикрыв дверь. За эти полминуты Маша передумала говорить хоть что-то.

– Ну, и что? Молчишь?

– Молчу.

– Сказать нечего?

– Не хочу ругаться.

– А давай не будем ругаться, – миролюбиво сказал Петя и в очередной раз сделал глоток из бутылки. – Давай просто поговорим.

– Не верю в твое миролюбие, Петр, – ответила Маша, – но давай попробуем.

– Вот она, разница между нами, Машенька: я делаю, а ты всё пробуешь. Попробую пожить с мужиком – авось предыдущего забуду. Не получилось. Ну, давай попробую замуж за него выйти да свадьбу попышнее устрою – дело верное, забуду бывшего. Ну и как оно? Уже забыла или только пробуешь опять?