Общности

Вряд ли мы будем иметь дело с иной ситуацией, если на миг в качестве мысленного эксперимента представим себе отдельные политические общности организованными «государственно-социалистически», т. е. таким образом, что максимум экономических потребностей удовлетворяется посредством общественного сектора. Каждый такой политический субъект общественного хозяйства искал бы возможности приобрести в ходе международного обмена как можно дешевле такие незамещаемые товары, которые не производятся на его территории (например, в Германии — хлопок), у тех, кто имеет естественную монополию на них и старается извлечь из нее выгоду, и нет ни малейшей вероятности того, что возможность применения этим субъектом насилия, если бы это был самый простой путь к более выгодным условиям обмена, не была бы использована. В силу этого у слабых возникла бы если не формальная, то фактическая обязанность уплаты контрибуций; вряд ли более сильные государственно-социалистические общности пренебрегут возможностью для пользы своих граждан вынудить более слабые общности к уплате прямых контрибуций, если они в состоянии это сделать, как это всегда было в прошлом. «Масса» членов политической общности и без государственного социализма так же мало заинтересована в мирной экономике, как и любой отдельный слой. Афинский демос — и не только он — экономически жил войной, которая приносила ему солдатский заработок, а в случае победы — контрибуцию с побежденных, которая фактически в едва прикрытой форме «денег за участие» распределялась среди полноправных граждан на народных собраниях, заседаниях судов и общественных празднествах. Здесь интересы империалистической политики и власти каждый гражданин мог ощутить буквально на расстоянии вытянутой руки. Сегодняшние доходы, текущие к членам политической общности извне, тоже имеющие империалистическое происхождение и ту же природу контрибуций, не выражают столь наглядно для масс реальную констелляцию интересов. Ибо при сегодняшнем экономическом порядке уплата дани «народам-кредиторам» осуществляется в форме снятия процентов с иностранных долгов или прибыли с капитала в пользу имущих слоев «народа-кредитора». Реши кто‑нибудь отказаться от контрибуций, для стран, таких как Англия, Франция, Германия, это означало бы, несомненно, весьма чувствительное падение покупательной способности даже для внутренней продукции, что повлияло бы негативно на рынок труда и доходы работников. Если, несмотря на это, рабочий класс даже стран-кредиторов настроен в значительной мере пацифистски и чаще всего не демонстрирует интереса в сохранении и насильственном взимании контрибуций с медлящих с оплатой должников или в том, чтобы добиться долевого участия в эксплуатации колоний и в государственных заказах, то это прежде всего естественный продукт непосредственного классового положения и социально-политической ситуации внутри общности в эпоху капиталистического хозяйства. Те, кто имеет право на контрибуцию, относятся к враждебному классу, который господствует в политической общности, и всякая успешная империалистическая политика насилия «вовне» обычно поднимает, по крайней мере вначале, также и «внутри» престиж, а тем самым властное положение и влияние тех классов, сословий, партий, под чьим руководством этот успех был достигнут. К этим обусловленным, скорее, социальными и политическими констелляциями источникам пацифистских симпатий «масс», особенно пролетарских, добавляются экономические. Каждое вложение капиталов в производство военной техники и военных материалов создает возможности для работы и занятости, каждый государственный заказ может в единичных случаях стать элементом прямого улучшения конъюнктуры, и лишь опосредованно — через возрастание интенсивности стремления к доходу и рост спроса — они становятся источником уверенности в экономических перспективах участвующих отраслей промышленности и позитивного настроя на биржах. Но по этим же причинам уменьшаются вложения капиталов в другие отрасли, затрудняется удовлетворение потребностей в других областях, а также прежде всего происходит изымание средств в форме принудительных выплат, которые — вообще, отвлекаясь от ограничений обложения собственности, существующих благодаря «меркантилистским» предосторожностям, — господствующие слои обычно умеют, используя свою социальную и политическую власть, переложить на массы. Страны, менее обремененные военными расходами (Америка)343, а также небольшие государства нередко демонстрируют относительно более сильную экономическую экспансию своих граждан — примером служат швейцарцы, — чем великодержавные образования, и, кроме того, они иногда скорее допускаются к экономической эксплуатации зарубежья, если насчет них не существует опасения, что за экономическим вмешательством последует политическое. Если, как показывает опыт, вопреки всему мелкобуржуазные и пролетарские слои так часто и легко отказываются от пацифистских интересов, то основания этого лежат — если отвлечься от особых случаев, таких как распространенная в перенаселенных странах надежда на приобретение территорий для эмиграции, — частью в более эмоциональном настрое всякой неорганизованной «массы», частью в смутном представлении о неких неожиданных шансах, которые могут возникнуть благодаря войне, а частью в силу того обстоятельства, что «массы» в противоположность прочим заинтересованным слоям ставят на кон субъективно меньше. Монархи в случае поражения боятся за трон, властвующие и сторонники республиканского строя, наоборот, боятся победоносного генерала, большинство имущей буржуазии опасается экономических потерь вследствие сокращения рынка труда, господствующая элита — при определенных обстоятельствах — насильственной смены власти в пользу неимущих, а «массы» как таковые — по крайней мере, в их субъективном представлении — не теряют ничего ощутимого, кроме разве что в крайнем случае самой жизни, но это — угроза, оценка и влияние которой представляют собой весьма зыбкие величины, легко сводимые к нулю путем эмоционального воздействия.