Между страстным приятием, страстным отрицанием и, наконец, полным равнодушием к идее «нации» (которое должно быть свойственно люксембуржцам и всем национально «не пробужденным» народам) стоит непрерывная последовательность очень разных и весьма изменчивых типов поведения по отношению к ней разных социальных слоев даже внутри одной и той же группы, которой повседневное словоупотребление приписывает качество «нации». Феодальные слои, чиновничьи слои, предпринимательская «буржуазия» разных категорий, слои «интеллектуалов» не ведут себя ни одинаково, ни исторически постоянно. Не только основания, на которых зиждется вера в существование своей «нации», но и эмпирическое поведение, из которого в реальности следует принадлежность или непринадлежность к «нации», в высшей степени качественно различаются. «Национальное чувство» у немцев, англичан, американцев, испанцев, французов, русских функционирует по-разному, что можно показать на примере политической общности, географические границы которой входят в противоречие с идеей «нации». Из этого получаются разные результаты. Итальянцы австрийского союза государств349
выступили бы против итальянских войск только по принуждению. Большая часть австрийских немцев против Германии, вопреки собственному желанию, к тому же оказались бы ненадежными бойцами. Наоборот, американские немцы, большая часть которых сохранила свою «национальность», в случае необходимости, может быть, без особого удовольствия, но, безусловно, сражались бы против Германии, точно так же, как поляки германского союза — против русско-польских войск, но вряд ли — против автономного Войска польского. Австрийские сербы со смешанными чувствами и лишь с надеждой на достижение общей автономии выступили бы против Сербии, российские поляки были бы гораздо надежнее против германских войск, чем против австро-венгерских. То, что внутри одной и той же «нации» интенсивность чувства солидарности, как оно проявляется вовне, в высшей степени различна и изменчива, — исторический факт. В целом она возрастает даже там, где имеются внутренние столкновения интересов. 60 лет назад «Kreuzzeitung»350 призывала русского царя вмешаться во внутри германские дела351, что сегодня — несмотря на рост классовых противоречий — даже невозможно себе представить. В любом случае эти различия весьма значимы и изменчивы. Точно также принципиально различны для разных областей ответы на вопрос о том, каковы будут выводы, которые группа — на основе своего страстного и субъективно искреннего «национального чувства» — сделает применительно к своему поведению в отношении совокупного действия общности. Степень, в какой обычай (корректнее сказать — конвенция), которого диаспора придерживается, считается «национальным», так же различна, как и важность общности конвенций для веры в существование особой «нации». Социологическая казуистика должна была бы — в противовес эмпирически совершенно неоднозначному ценностному понятию «идеи нации» — прояснить все единичные способы восприятия общности и солидарности в условиях их возникновения и в их последствиях для совокупного действия общности.Здесь мы не будем пытаться это сделать. Вместо этого стоит чуть ближе присмотреться к тому, что идея «нации» у ее носителей состоит в весьма близких отношениях с интересами престижа. В своих наиболее ранних и динамичных проявлениях она включает, иногда в замаскированном виде, легенду о некоей провиденциальной миссии, которую обязаны взять на себя те, к кому обращен пафос ее представителей, а также идею о том, что осуществление миссии возможно лишь путем сохранения индивидуального своеобразия выделенной как «нация» группы, и только самой этой группой. Эта миссия — поскольку она обосновывает себя через ценность своего содержания — может быть последовательно представлена лишь как специфически «культурная» миссия. Превосходство — или пусть только незаменимость поддерживаемого постоянной заботой и старательно сохраняемого «культурного достояния» — как раз и есть то, из чего обычно вырастает значимость «нации». Поэтому само собой понятно, что, как власть имущие в политической общности стараются пробудить государственную идею, так и те, кто узурпирует власть в культурной общности (это значит: группа людей, которым в силу их особости специфическим образом открыты определенные факты, считающиеся «культурным наследием», ранее мы назвали их «интеллектуалами»), в особой степени предрасположены быть пропагандистами «национальной» идеи. Потому, собственно, что каждый культуртрегер352
Глава 7: РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ВЛАСТИ: КЛАССЫ, СОСЛОВИЯ, ПАРТИИ