Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Признавать поражение Алик не торопился. У него ещё оставалась пара зацепок: видерзапись с камеры наблюдения и новая, неожиданно объявившаяся свидетельница культа Даркена Хо, свалившаяся на него, как снег на голову. Насчёт последней, он ещё не совсем понимал, кто она: очередная жертва, или послание, которое культ сделал ему в качестве насмешки. Как бы там ни было, поговорить с этой Ангелиной было необходимо. Но прежде надо было как следует изучить запись.

Усталость брала своё. Сидя за компьютером, следователь клевал носом, поглощая очередную чашку растворимого кофе. Переутомлённые глаза дико болели. Ему уже стало казаться, что на экране начинает происходить что-то странное, но всё это были лишь фантомы, вызванные расфокусировкой измученных глаз и накатывающими волнами сонливости. Что он надеялся увидеть в этой записи? Зачем изматывает себя впустую, вместо того, чтобы пойти домой и выспаться как следует? Доктор был прав. Все эти перегрузки ни к чему полезному не приведут. И ничего хорошего он этим не добьётся. «Всё. Достаточно на сегодня». Встав из-за стола, Алик снял свой пиджак с вешалки, и начал в него облачаться, когда вдруг что-то на экране привлекло его.

— Ну-ка, ну-ка, — он тут же вернулся обратно за стол, и отмотал бегунок видеопроигрывателя на несколько секунд назад.

На записи демонстрировалась полутёмная ночная палата, скупо освещённая малюсенькой лампочкой. Изображение казалось статичным, и лишь сменяющиеся секундные цифры в уголке выдавали движение времени. Одна секунда, вторая, третья.

— Показалось, — Дементьев навёл курсор «мышки» на значок, сворачивающий окно плеера.

Но кнопка так и не щёлкнула. В крайнем левом углу, где находилась койка пациентки, что-то замельтешело. Мерцание было таким незначительным, что на первый взгляд могло показаться обычным дефектом записи. Однако, что-то подсказывало Алику, что здесь не всё так просто. Подняв трубку, он связался с техническим отделом.

— Виталий? Ты ещё здесь? Сильно занят? Можно украсть у тебя пять минут? Да, нужно глянуть запись одну. Ага, сейчас я спущусь.

— Что, тоже вечеришь?

— Вечеришь? Да уж полночь близится! «Ночуешь», а не «вечеришь».

Коллеги устало посмеялись.

— Ты всё с тем делом не развязался? — спросил Алик.

— Да. Зашиваюсь. Там наши опера ещё одну запись подогнали. Так что мне ещё долго сидеть, — ответил Виталий. — А у тебя что?

— Вот, надо бы увеличить изображение. У меня таких возможностей нет, а у вас тут аппаратура навороченная.

— Давай, глянем.

— Вот, я тут на бумажке записал — на это время сразу отмотай… Уф. В глазах всё расплывается.

Виталий включил запись, и промотал до указанного момента.

— Ага. Стоп. Вот тут, сбоку что-то мерцает. Видишь? — указал Дементьев. — Может ерунда какая-то, конечно.

— Сейчас увеличу, посмотрим. Только чудес не жди. Качество записи так себе, и от увеличения станет только хуже… Так, погоди секундочку, сейчас всё будет… Готово, — Виталий отсел чуть в сторонку, пропуская Алика к дисплею.

— Во-от, уже лучше, — произнёс тот. — Край кровати. А это, на нём — рука.

— Рука, — согласился коллега. — Ты её хотел разглядеть?

— Смотри! — не слушал его Алик. — Она шевелится. Дёргается. Это конвульсия. Значит, именно в это время её и прихватило… Неужели правда, обычный сердечный приступ?

— Пойду я, кофейку налью, — поднялся со стула Виталий. — Ты будешь?

— Нет, спасибо.

Дементьев видел Ольгину руку, трясущуюся, как в лихорадке. Девушка умирала, но никто не приходил ей на помощь. Внезапно, острая боль резанула его глаза, и, на долю секунды, он увидел нечто, словно в так называемом «скримере» — видеоролике, непредсказуемо демонстрирующем жуткую картинку, с целью напугать зрителя. Во весь экран появилось перекошенное от боли и ужаса лицо Ольги Вершининой, и тут же исчезло. А рука на койке перестала конвульсировать.

— Ёж твою меть! — вырвалось у Алика.

— Чё там? — подбежал с чашкой Виталий.

— Мотни-ка чуть назад! Дурь какая-то…

— Сейчас. Ну-ка, подвинься. Мотаем наза-ад… Столько хватит?

— Много. Чуть ближе. Ага. Вот. Запускай. Щас будет.

— Что будет-то?

— Увидишь.

Секунды потянулись одна за другой. Рука на экране подрагивала. Потом изображение едва заметно дёрнулось, и рука застыла. Время потекло дальше, и запись вновь стала напоминать статичную картинку.

— Что я должен увидеть? — не выдержал Виталий.

— Где же это? — прищурился Алик. — Была же такая… Вот, чёрт. Глаза болят. Показалось, что ли.

— С непривычки всегда так. Я, после того как перевёлся сюда, тоже поначалу с подобным сталкивался. Когда долго сидишь перед экраном, на котором ничего особенного не происходит, поневоле начинаешь залипать. А потом всякие странности начинают казаться. Со временем это прошло.

— Да ну. Совсем, что ли, я не в себе? Давай ещё разок мотни назад. Хочу убедиться…

— Ну давай, — тяжело вздохнул Виталий. — Убедись.

Запись пошла по новой. Алик затаил дыхание.

— Вот! — ткнул он пальцем в экран. — Что это мелькнуло?

— Да мало ли.

— Давай ещё раз, и застопори на этом месте.

— Я сейчас раскадровку сделаю, — Виталий начал щёлкать мышкой, выбирая необходимые параметры.