Обскура

Поскольку Жан не в силах был ничего ответить, Жаклина Брабант наконец слегка подтолкнула его к выходу. Оказавшись на улице, он с жадностью вдохнул прохладный ночной воздух.

— Доктор Корбель?

Жан вздрогнул. Он едва успел сделать несколько шагов по тротуару, полностью оглушенный тем, что только что узнал. Исчезновение мартиниканки не могло быть не чем иным, как похищением. Это был еще один удар. И вот теперь этот неожиданный оклик… Жан узнал голос, поскольку слышал его совсем недавно. Он обернулся.

Три человека, стоявших полукругом, пристально смотрели на него. Самый высокий стоял в центре — инспектор Нозю. Когда Жан невольно сделал шаг назад, один из спутников инспектора шагнул вперед и вбок, словно собираясь отрезать доктору любой путь к отступлению. В полумраке улицы, едва освещенной редкими фонарями, Жан разглядел суровую холодную улыбку на лице инспектора.

— Попрошу вас следовать за нами.

— Но… — Жана охватила паника. — Что вам от меня нужно?

Инспектор жестом остановил своих подручных, уже готовых броситься на медика с обеих сторон.

— В этом нет необходимости, — небрежно бросил он. Потом, обращаясь к Жану, сказал: — Мы все вам объясним в камере предварительного заключения при сыскной полиции.

Глава 31

С величайшей осторожностью он опустился на колени, затем плашмя лег на пол, стараясь не вызвать ни малейшего скрипа. Ему понадобилось все его самообладание, чтобы не застонать: движения вызвали новый приступ боли, которая приходила все чаще и становилась все сильнее, сверлом ввинчиваясь в мозг со стороны левого уха. Проклятый сифилис!..

Немного подождав, пока боль утихнет, он с многочисленными предосторожностями немного сдвинул узкую паркетную планку, специально предназначенную для этой цели, и заглянул в образовавшееся небольшое отверстие. Ему хотелось увидеть ее пробуждение. Перед этим он несколько раз с силой постучал по трубе дымохода, тянущейся от камина в ее комнате, так что теперь она наверняка должна проснуться. Это вместо колокола. Он не хотел действовать с ней так же, как с другими.

Она лежала на кровати, одетая, и слегка подергивалась во сне, что предвещало скорое пробуждение. Лежа прямо над ней, отделенный от нее только деревянным полом и двумя с половиной метрами пустоты, он чувствовал возбуждение от такой ситуации. Благодаря хлороформу он мог распоряжаться ей как угодно, не прибегая к насилию и угрозам.

Он смотрел на нее, по-прежнему объятую сном, который, впрочем, уже собирался ее покинуть. Стало быть, обычной дозы недостаточно… нужно будет увеличить ее вдвое. В общей сложности ему уже понадобилось для нее в три раза больше хлороформа, чем для всех остальных. Значит, это зависит от расы?..

С ней была и еще одна проблема, прямо противоположная той, которую он устранил в случае с мальчишкой-разносчиком: если у того было несколько лишних килограммов, то она была более стройной, чем негритянка, изображенная на картине. И откормить ее было бы гораздо сложнее, чем заставить мальчишку похудеть. У него не было на это ни времени, ни возможностей. Опыт показывал, что в такой ситуации они почти ничего не едят. Нельзя же насильно запихивать ей еду в глотку, как перигорскому гусю, которого откармливают к Рождеству… Если бы художник только знал, какие проблемы могут вызвать у других людей его картины уже после его смерти…

Ну что ж, тем хуже для оригинала. Тем более что эта женщина была красивее, чем прислужница-негритянка на картине Мане. Он мог в свое удовольствие разглядывать ее, восхищаться ее мощными бедрами, округлыми ягодицами, густой шевелюрой, в которой можно было запутаться, и высокими грудями, кончики которых он облизывал, расстегнув ей корсаж. Запах ее кожи и волос был какой-то особенный, не такой, как у женщин белой расы.

Он воспользовался ее еженедельным выходом в город, чтобы приблизиться к ней, закинуть наживку и, дождавшись, пока мартиниканка клюнет, увезти ее к себе. Как всегда, все прошло как по маслу. У него не было ни единой неудачи, ни одна намеченная добыча от него не ускользнула. Еще большей удачей оказалась возможность незаметно увезти эту женщину, экзотическая внешность которой сама по себе привлекала множество взглядов.

Он следовал за ней и двумя ее подругами до пассажа, где, оставаясь на почтительном расстоянии, продолжал наблюдать, как она с животной грацией движется среди прилавков. Многие на нее оборачивались. Он дождался удобного момента, когда ее подруги отвлеклись на полки с посудой. Все они одинаковы, мечтают о скромном буржуазном достатке… Но у «пансионерок» мамаши Брабант было очень мало шансов на то, что такие мечты когда-нибудь воплотятся в жизнь.

Нескольких минут оказалось достаточно, чтобы она угодила в раскинутые им сети. Он понял, что добился своего, когда они поменялись ролями — уже не он следовал за ней по ее беспорядочному маршруту между прилавков, а она, даже не сознавая того, позволила ему увлечь себя к выходу двумя этажами ниже.