Гессен сидел с Милюковым в печали.Оба курили, и оба молчали.Гессен спросил его кротко, как Авель:«Есть ли у нас конституция, Павел?»Встал Милюков. Запинаясь от злобы,Резко ответил: «Еще бы! Еще бы!»Долго сидели в партийной печали.Оба курили, и оба молчали.Гессен опять придвигается ближе:«Я никому не открою – скажи же!»Раненый демон в зрачках Милюкова:«Есть – для кадет! А о прочих ни слова…»Мнительный взгляд на соратника бросив,Вновь начинает прекрасный Иосиф:«Есть ли…» Но слезы бегут по жилету —На ухо Павел шепнул ему: «Нету!»Обнялись нежно и в мирной печалиДолго курили и долго молчали.<1909>
Молитва
Благодарю Тебя, Создатель,Что я в житейской кутерьмеНе депутат и не издательИ не сижу еще в тюрьме.Благодарю Тебя, Могучий,Что мне не вырвали язык,Что я, как нищий, верю в случайИ к всякой мерзости привык.Благодарю Тебя, Единый,Что в Третью Думу я не взят, —От всей души, с блаженной минойБлагодарю Тебя стократ.Благодарю Тебя, мой Боже,Что смертный час, гроза глупцов,Из разлагающейся кожиИсторгнет дух в конце концов.И вот тогда, молю беззвучно,Дай мне исчезнуть в черной мгле, —В раю мне будет очень скучно,А ад я видел на земле.1908
Всё то же
В Государственном совете одним из первых будет разбираться дело о том, признаются ли Бестужевские курсы высшими. Спор этот ведется уже семь лет.
«Речь»В средневековье шум и гамСхоласты подняли в Париже:[3]Какого роста был Адам?И был брюнет он или рыжий?Где был Господь (каков Париж!)До первых дней земли и неба?И причащается ли мышь,Поевшая святого хлеба?..Возможно ль «высшими» иль нетПризнать Бестужевские курсы?Иль, может быть, решит СоветНазвать их корпусом иль бурсой?Ведь курсы высшие – давно,И в самом высшем смысле слова,Ведь спорить с этим так смешно,Как называть реку коровой.Вставлять в колеса палки всем,Конечно, «высшее» призванье, —Но в данном случае совсемБессильно старое брюзжанье.А впрочем… средние векаУ нас гостят, как видно, цепко.Но ведь корова не река —И не в названье здесь зацепка…<1909>