Обстановочка (сборник)

Когда, как бес,
Летишь на санках с гор,
И под отвес
Сбегает снежный бор,
И плещет шарф над сильною рукой, —
Не упрекай за то, что я такой!

Из детства вновь

Бегут к глазам лучи…
Проснулась кровь,
В душе поют ключи,
Под каблуком взлетает с визгом снег, —
Благословен мальчишеский разбег!

Но обернись:

Усталый и немой,
Всползаю ввысь,
Закованный зимой…
За легкий миг плачу глухой тоской.
Не упрекай за то, что я такой!

<1923>

Мираж

С девчонками Тосей и Инной
В сиреневый утренний час
Мы вырыли в пляже пустынном
Кривой и глубокий баркас.

Борта из песчаного крема.

На скамьях пестрели кремни.
Из ракушек гордое «Nemo»
Вдоль носа белело в тени.

Мы влезли в корабль наш пузатый.

Я взял капитанскую власть.
Купальный костюм полосатый
На палке зареял, как снасть.

Так много чудес есть на свете!

Земля – неизведанный сад…
«На Яву?» Но странные дети
Шепнули, склонясь: «В Петроград».

Кайма набежавшего вала

Дрожала, как зыбкий опал.
Команда сурово молчала,
И ветер косички трепал…

По гребням запрыгали баки.

Вдали над пустыней седой
Сияющей шапкой Исаакий
Миражем вставал над водой.

Горели прибрежные мели,

И кланялся низко камыш:
Мы долго в тревоге смотрели
На пятна синеющих крыш.

И младшая робко сказала:

«Причалим иль нет, капитан?»
Склонившись над кругом штурвала,
Назад повернул я в туман.

1922

Kölpinsee

Над всем

Сквозь зеленые буки желтеют чужие поля.
Черепицей немецкой покрыты высокие кровли.
Рыбаки собирают у берега сети для ловли.
В чаще моря застыл белокрылый хребет корабля.
Если тихо смотреть из травы – ничего
не случилось,
Ничего не случилось в далекой несчастной
земле…
Отчего же высокое солнце туманом затмилось
И холодные пальцы дрожат на поникшем
челе?..

Лента школьников вышла из рощи к дороге лесной,

Сквозь кусты, словно серны, сквозят загорелые
ноги,
Свист и песни, дробясь, откликаются радостно
в логе,
Лягушонок уходит в канаву припрыжкой смешной.
Если уши закрыть и не слушать чужие слова
И поверить на миг, что за ельником русские
дети, —
Как угрюмо потом, колыхаясь, бормочет трава
И зеленые ветви свисают, как черные плети…

Мысль, не веря, взлетает над каждым знакомым

селом,
И кружит вдоль дорог, и звенит над родными
песками…
Чингисхан, содрогаясь, закрыл бы ланиты руками!
Словно саван, белеет газета под темным стволом.
Если чащей к обрыву уйти – ничего
не случилось…
Море спит, – переливы лучей на сквозном
корабле.
Может быть, наше черное горе нам только
приснилось?
Даль молчит. Облака в голубеющей мгле…

1922

Kölpinsee

«Грубый грохот северного моря…»