Обуздание нашего обезьяньего ума

Волна облегчения прокатилась по мне, когда я поспешила пройти вместе с госпожой Хеджмади с такой скоростью, на какую я только была способна, разделявшее нас пространство, которое вместо нескольких метров показалось мне дистанцией в несколько километров, и это все только для того, чтобы получить упрек от Бабы за то, что я двигаюсь слишком медленно, и что он вынужден меня поторопить. Затем тут же, стоя на веранде, он спросил меня о книге, которую я с благодарностью вручила ему. Потом он продолжил, спросив меня о ее названии, и настоял, чтобы я повторила его трижды, вынуждая меня произносить его с каждым разом все громче и громче. Затем он спросил меня о названиях трех предыдущих книг, снова заставив меня повторить трижды каждое из них и настаивая, чтобы я произносила их еще громче, чтобы каждый вокруг мог услышать их. Разве есть лучший способ прививать уверенность в Себе тому, кто всегда так остро испытывал недостаток в ней?

В то время как эта короткая сцена доигрывалась, я решила, что это и было наше интервью: прямо здесь, на открытом месте, на виду у тысяч посетителей. Поэтому, когда Баба махнул нам обоим рукой пройти комнату для интервью, я была искренне удивлена. Видя мою нерешительность, он снова призвал меня поспешить. Последовавшее вслед за этим интервью было одним из самых странных среди тех, которые у меня были за все время. Во-первых, бхаджаныуже начались, и они исполнялись настолько громко, что было трудно слышать тихий голос Бабы, когда он говорил с нами. Во-вторых, когда наступило время задавать вопросы, которые я предварительно записала на листке бумаги, я просто не смогла найти мои очки для чтения в сумочке, и без них я не могла прочесть эти вопросы. После напрасных поисков, я протянула список Сиднею и попросила, чтобы он громко зачитал их мне. Но Баба выхватил список из моей руки и сам прочитал вопросы, бормоча ответы таким тихим голосом, что я не могла ни услышать, ни понять того, что он сказал, особенно учитывая громкое звучание исполняемых бхаджанов, звенящее в моих ушах. После краткого обсуждения книги, маршрута моих поездок в течение 1992 года, семейства и других вопросов, Баба внезапно повернулся, пронзительно посмотрел на меня и скомандовал громким и повелевающим голосом: "Иди и делай!"

Случилось так, что всего за несколько дней до этого интервью я разговаривала с одним немецким преданным, упомянувшим, что одна из песен, которая была спета на конференции Саи, проведенной в Гамбурге двумя годами ранее, была основана на высказывании, которое Баба произнес во время беседы с ним на интервью, и оно было "Иди и делай". С тех пор, как я впервые услышала эту песню, она стала одной из моих самых любимых. И теперь Баба дал мне то же самое указание — "Иди и делай". С этими словами, повторяющимися эхом в моей голове, Баба завершил интервью, но перед этим он даровал мне паднамаскар. Затем, решительно положив свою руку на голову каждого из нас, он дал нам вибхутии отпустил нас. Ошеломленная, я прошла назад к моему месту, пробираясь между рядами сидящих преданных, тянущихся во всех направлениях. Как это обычно происходит на интервью, мой ум оказался полностью пустым, и он все еще оставался таким, и на сей раз даже больше обычного. После окончания бхаджановмы поспешили назад в нашу комнату, чтобы упаковать последние еще не сложенные вещи перед отъездом в Бангалор и нашим полетом домой.

Только после того, как я вернулась домой и смогла оглянуться назад, получив более полное видение всего того, что произошло во время этой поездки, ко мне пришло более ясное понимание послания Бабы. Поскольку это послание может быть применимо и ко многим другим, я решила поделиться полученным мною озарением. Я пришла в восхищение, когда несколько людей, которые пришли поработать со мной и не знали о моем недавнем опыте и последовавшем за ним озарении, сказали мне, что они поняли, что они все еще ведут себя так же, как и в то время, когда они были еще детьми! А некоторые преданные даже сказали, что они начали замечать, что они проецируют на Бабу воспоминания об отношении их матери или отца к ним самим, и зачастую реагируют на него так, как они обычно реагировали на своих родителей.

Так что образ сбитой с толку маленькой девочки, которая никогда не знала, за что ее наказывали, теперь может помогать другим, чье детское поведение затаилось в ожидании, готовое выскочить в любой момент подобно игрушечному чертику, выскакивающему всякий раз из открываемой коробочки, когда складывающиеся обстоятельства заставляют проявиться скрытые до поры до времени тенденции, унаследованные из детства. Конечно же, не обязательно все эти ребяческие аспекты в других будут подобны тем, которые я обнаружила сокрытыми внутри меня. Характерные черты зависят от усвоенного образа родителя и реакций на него, которые сохранились в памяти с детских времен в каждом взрослом.