Обвинение [litres]

– Все мы знаем, что Амила Фабрикасе невиновна, – начал он. – И на борту той ночью был кто-то еще, кто потом сбежал. Колье, которое должно было затонуть вместе с яхтой, у вас. История о том, как вам его послали почтой, буквально держится на честном слове. На съемках с погружения можно увидеть трос от надувного «Зодиака». Мы знаем, Виолетту кто-то посадил на самолет в Сен-Мартен, оплатил ей апартаменты в отеле, купил два платья разных размеров. Там был кто-то еще, и этот кто-то вывел Дану с пристани. Потом накачал Паркеров, а сам уплыл на «Зодиаке», пока яхта не затонула. И колье он забрал с собой. Просто не смог его так бросить. Но себе он его не оставил. А передал вам.

Гретхен гнусно осклабилась:

– Выходит, в привидений вы не верите?

Фин осклабился в ответ.

– А вас все это, видимо, нисколько не удивляет. То есть… – Он шагнул вперед и сделал нечто странное: а именно взял ярко-зеленый фисташковый макарун и откусил большущий кусок. – Почему вас это не удивляет? – На пол полетели крупицы зеленой обсыпки. – Вы и так все это знаете, верно?

Та изумленно рассмеялась, как настоящая леди, гортанным смехом:

– Что вы под этим подразумеваете?

Я ее уже просто терпеть не могла. Мне претила ее ложная праведность, ее предпочтения в интерьере, как она притащила Шрамованого, чтобы меня припугнуть. Леон и сам был не праведник, но как он мог жениться на ней? Как он выносил ее общество? Может, он и нуждался в деньгах, чтобы обеспечивать обе семьи, но должны же были быть в его кругу нормальные миллионерши, кто-нибудь хотя бы с крупицей харизмы или чувства стиля, хоть чего-нибудь. Гретхен была омерзительна.

– Леон совсем обанкротился, да? – громко спросила я. – Вы знали об этом, когда пошли за него?

Гретхен шмыгнула носом и поджала губы:

– Он ловко это скрывал.

– Наверняка вас это разозлило, когда вы узнали.

– Неважно, на тот момент мы уже поженились.

Тут я уже решила, да пошло оно все на хрен, встала и взяла без спросу малиновый макарун.

– Но разозлило это вас прилично, вы ведь даже отозвали всякую финансовую помощь Джулии?

Я откусила кусочек. Боже, как же пирожное было восхитительно. Такое сладкое и сочно-цитрусовое, лимонное с малиной, мягкое и хрусткое, я даже чуть не пропустила, как Гретхен пробормотала: «Я не отзывала финансовую помощь Джулии».

Она взглянула на Дофин, а та нагнулась к ней и мягко пояснила:

– У юристов возникли трудности с документами Джулии. Она не захотела подписать контракт. Они уже разбираются. Это все временно.

Гретхен проворчала:

– Мне об этом ничего не говорили.

– Они уже разбираются.

Фин возразил:

– Могли бы выслать ей портфель с наличными, – он обвел рукой с наполовину съеденным макаруном роскошную комнату.

Гретхен злобно ухмыльнулась:

– Ну да, конечно, чужим деньгам ведь счету нет?

– Дофин соврала, – перебила я. – Это не временно. Джулия в течение двух лет не получала никакой поддержки.

Гретхен нахмурила брови, настолько озабоченно, насколько умела.

– И на что она живет?

– Все у нее в порядке, – небрежно отмахнулась Дофин. – У нее есть дом, какой-то бывший ухажер пустил ее пожить.

– Не дом, а пара отсырелых комнат, – поправила я.

Дофин дернула плечом и заверила Гретхен:

– Она вполне там счастлива.

– Нет, Джулия совсем не счастлива. Она мертва. Ее убили. Два дня назад убили множественными ударами в грудь. Она три метра проползла по комнате, истекая кровью, захлебываясь в собственной крови, пока не добралась до фотографии Виолетты. Так и лежала, сжав ее картинкой вверх на груди, когда мы ее обнаружили.

Гретхен была искренне потрясена. Рука у нее затряслась. Дофин заботливо приобняла ее:

– Не нужно беспокоиться.

– Не грустно вам? – спросила я Дофин.

Та насторожилась.

– Разумеется. Это просто ужасно.

– Нет, в смысле, не грустно было вам вот так бросить мать? Ты ведь и убила Джулию, правда, Виолетта?

Виолетта вдруг вскочила, и тарелка вдребезги разбилась об пол. Ее лимонный макарун разлетелся на кусочки, словно желтое взрывное облако. Она взглянула на него, хотела было что-то сказать, но не стала. И перевела взгляд на Гретхен. Лицо ее озарилось теплой, любящей улыбкой. Только на этот раз Гретхен не ответила ей той же теплотой. Она отпрянула и прошептала:

– Что ты наделала?

Виолетта пропустила это мимо ушей и кивнула на меня Шрамованому, но Гретхен сделала ему знак рукой.

– Виолетта, – прошептала она, – что ты натворила?

Виолетта обернулась к ней и опять прибегла к теплой улыбке:

– Вас защищала, Гретхен, больше меня ничего не волнует. – Акцент у нее снова проступил итальянский. Ее голос звучал бледным эхом роскошного тембра Джулии.

Они переглянулись: Гретхен, вся сжавшись в ужасе от услышанного, а Виолетта со счастливым, преисполненным любви лицом, будто мамочка с рождественской открытки. Ее реакция на потрясение Гретхен была так дика, причем дика настолько, что стало понятно – Виолетта мастерски изображает чувства, которые ей не присущи. Я вспомнила нашу встречу в венецианском ресторане и то пугающее чувство, что она могла съесть суп или пырнуть меня в лицо и ничего бы по этому поводу не испытала.

Я продолжила, стараясь не смотреть на Фина: