Обвинение [litres]

Она покосилась на край телефона, торчавший из кармана аж на сантиметр, в нерешительности, верить ему или нет.

Фин сказал ей, что гарнитура располагается снизу, рядом с динамиком.

– Пока он у меня в кармане, звук туда не проходит. Потому я и ношу с собой вот это, – он показал ей съемный микрофончик и засунул телефон обратно в нагрудный карман.

Она посмотрела, уверившись, что телефон торчит другим концом вверх, затем отвернулась и вышла в боковую дверь.

Мы остались ждать. Видимо, во время перепланировки провели и звукоизоляцию: мы ничего не слышали – ни приглушенных шагов, ни бормотания радио, ни рева машин с улицы, ни реактивных двигателей над головой. Это несколько обескураживало.

Фин на минутку прислонился спиной к стене. Он весь побледнел.

Тут вдруг дверные створки перед нами распахнулись.

В дверях, холодно улыбаясь, стояла Дофин Луар, одетая в белое платье с запáхом, с серебристым поясом, в открытых туфлях на босу ногу, в очках в стальной оправе.

– Здравствуйте, – сказала Дофин. – Спасибо, что приехали встретиться с нами. Будьте любезны, пройдемте за мной.

Она развернулась и спустилась вниз по ступенькам, величавым взмахом руки приглашая нас проследовать за ней.

Венецианского акцента у нее как и не было. Теперь она заговорила с чистым южнокалифорнийским выговором. Как знаток акцентов, она была чертовски хороша, надо отдать ей должное.

Мы прошли за ней в просторную комнату, стены которой были сплошь увешаны кремового цвета коврами. Там никого не было, только гигантский телевизор на стене с гигантским же кремового цвета диваном. В дальнем углу была стеклянная стена, за которой открывался вид на протяженный газон. Вдали виднелась крыша застекленного туристического катера, медленно скользившего по Сене.

Дофин подошла к стене по правую руку, приложила три пальца к квадратной панели, и в стене распахнулась дверь. Мы прошли следом за Дофин в каменный коридор. Он шел вдоль дальней стены дома и спускался вниз. Проходил он, видимо, под землей, хотя планировка дома была довольно путаной, но в итоге мы выбрались на застекленную викторианского стиля веранду, пристроенную сбоку дома. Ее расчистили от полочек с горшками для посадок, заново отделали и превратили в стерильное пространство. Такое яркое, что даже глаза заслезились.

Тут-то, в ослепительной белизне, на диване в бело-желтую полоску и сидела маленькая женщина в синем платье, в очках в стальной оправе, с убранными в шиньон светлыми волосами.

Она встала нам навстречу. Сцепив руки перед собой, давая понять, что рук пожимать она не намерена.

– Здравствуйте, – сказала она. – Я Гретхен Тайглер.

48

Гретхен с Дофин поочередно предложили нам чаю с пирожными. Фин отказался, говоря, что мы бы лучше перешли сразу к делу, спасибо. Те ответили согласием, да, чай с пирожными не помешает, да-да, сейчас вызову горничную. Они его как будто даже не слышали. Тут я поняла, что взвинчены они не меньше нашего.

Дофин нажала кнопку связи на стене и велела кому-то принести нам чай с макарунами.

Сквозь помехи в ответ послышалось:

– Oui, madame.

Одеты обе женщины были похоже, но внешне были совершенно разными. Дофин была стройная и высокая, длинноногая, а Гретхен – низенькая и коренастая, с широкими бедрами; только когда Дофин присела рядом с Гретхен, то в точности отзеркалила позу хозяйки. Положила ногу на ногу, сцепила на коленях руки, просто невероятно, как она улыбалась Гретхен и ловила каждый ее жест, подделываясь под нее, подражая. Только Гретхен обернулась на меня, как Дофин вслед за ней глянула мне в лицо, и вся навеянная Гретхен теплота в ее глазах словно улетучилась. Будто я какое-нибудь дерево или стол.

– Я так понимаю, – акцент у Гретхен был калифорнийский, голос мягкий, – вы расследуете смерть моего мужа, Леона?

Я кивнула.

– В каком-то «подкасте»?

– Да.

– И даже были с ним знакомы пару лет тому назад? – Видно, разговаривать она умела только в форме вопросов.

Я кивнула. Во рту так пересохло, что я даже не решалась заговорить.

– Ну что ж, – она осклабилась с отвращением, – очень мило.

Мы с Гретхен смерили друг друга взглядами. Так ужасно она со мной обошлась, так жестоко, когда я была еще совсем юна и уязвима, а теперь и бровью не ведет. Я поражалась, как ей наглости хватает. А она все смотрела, сверля меня взглядом, как будто это я тут нарушитель спокойствия. Что творилось у нее в голове, что могло бы оправдать тот поступок? Даже представить себе не могу.

Видимо, она была того же мнения обо мне, судя по тому, как мы сцепились взглядами. Тут вмешалась Дофин, и уж точно не ради меня.

– Наши пути уже пересекались, – ввернула она. – Насколько знаю, вы когда-то пользовались именем Софи Букаран?

– Нет. Я не пользовалась именем Софи Букаран. Меня так звали. Но люди иногда меняют имена, не так ли, Дофин?

Дофин как будто в первый раз меня увидела. Она склонила голову, и щека у нее дернулась в любопытной улыбке.

– Ха! – хмыкнула она, немного заинтригованная.