Обвинение [litres]

Сабина понурилась. Собравшись с духом, она перешла на шепот.

– Мигрени у Амилы, из-за чего она и убежала с Даны в Сен-Мартене, появились из-за опухоли мозга. Она умирает. Ее дважды оперировали, но опухоль все равно возвращается. На апелляцию уйдет много лет. Она не доживет до заседания суда. Будь она на свободе, можно было бы найти лечение получше, она могла бы сделать операцию за границей и, может, пошла бы на поправку. Но сложилось иначе. Она сидит в тюрьме, зато вот это все, – Сабина обвела рукой кухню, – это именно то, чего она хотела. Так что вы скажите там, – она ткнула мне в грудь, – скажите им. Скажите им, как я взяла у этой твари кровавые деньги и дала ей повод думать, что я предала Амилу, что меня всего-то надо было поманить деньгами. Пусть все так думают. Но мне не безразлично, потому что для моей Амилы я могу сделать только одно. Я встаю каждое утро в половине четвертого и пеку замечательный хлеб, и делаю это с любовью, ради Амилы. Я каждый день фотографирую этот хлеб, распечатываю фото и, прежде чем мы открываем двери для покупателей, кладу его в конверт и отправляю почтой Амиле, ведь читать она уже не может. Зато может смотреть на картинки. И вот я каждое утро отправляюсь на почту. Каждое утро целую конверт и шепчу ее имя. Моя Амила стоит десяти таких Гретхен Тайглер, и моя Амила умирает, а с ней умираю и я. А теперь выметайтесь отсюда и даже не думайте опять приходить.

Что мы и сделали.

На улице Фин достал из кармашка телефон, вытащил микрофон, положил его в мешочек и затянул шнурок. А затем убрал в карман.

– Не уверен, стоит ли использовать эту запись, – сказал он.

Наверное, мы оба слегка присмирели.

– Да. Лучше сотрем ее. Можно пересказать все самим.

Мы немного прошлись. Я размышляла о Сабине, о ее готовности к тому, что люди будут дурно думать, о непреклонности ее любви. Она могла соврать, но это, как мне кажется, вряд ли.

Тайглер беспощадно распоряжалась данной ей властью. Столько жизней исковеркала. У нее и тут могли быть шпионы, она могла уже узнать, что мы ходили к Сабине. Вдруг мы и ее подвергли ужасной опасности, одним уже разговором, как Джулию.

Я вдруг выпалила:

– Ну его на хрен, сил моих больше нет. Поеду в Париж, посмотрю в лицо хоть этой Гретхен Тайглер.

– Но ведь в Париже Дэми, – возразил Фин.

– Буду ему только рада.

Мы двинулись дальше, пытаясь понять, что теперь будет. Я думала, что Фин решит остаться или поедет к другу в Клермон-Ферран. Но он вдумчиво кивнул и сказал:

– Хорошо. Я с тобой.

В поезде в Париж я отправила эсэмэску Дофин Луар:

Буду завтра на вилле в Нейи. Передайте Гретхен, что я буду говорить только с ней.

Та ничего не ответила.

46

Мы снова напились, и снова в поезде, но в этот раз вышло тоскливее, Дэми-то с нами не было, и байки травить было некому.

В Париж мы приехали еще довольно поддатые.

Я искренне не понимаю, как мы очутились в таком дорогущем отеле. Не знаю, на такси мы добрались или как так получилось. От вокзала вроде бы далековато, чтобы добираться пешком. А может, и пешком дошли. Понятия не имею. Помню все отрывками.

Но мы туда добрались и поняли, что это гостиница, по огромной вывеске «ОТЕЛЬ», потому и зашли.

Мы были пьяные, измотанные и растрепанные. Пошатываясь, мы подошли на ресепшен. Никто не попросил нас уйти. Я смутно помню, как ухмылялась красивая девушка, объясняя нам про завтраки, а Фин рядом со мной легонько покачивался на каблуках.

Она сказала, что у них остались только апартаменты. Я подумала, может, она нас спутала с какими-то высокопоставленными пьяницами, но та взяла у нас паспорта, отсканировала их и вернула. К Фину она обратилась по имени, поприветствовала его, и другой мужчина проводил нас к лифту. Вроде бы мужчина.

В апартаментах была гостиная с огромным телевизором и диваном с кучей подушек. Все в бежевых тонах. После гостиной шла обеденная комната, а из нее дверь вела в спальню с гигантской манящей кроватью – изголовье в сером шелке, накрахмаленные белые льняные простыни и чересчур много подушек.

Фин попытался сунуть нашему провожатому чаевые, но тот отказался от денег.

– Это просто восторг, – сказал он, безо всяких предисловий.

– Чего-о? – Фин еще раз попытался сунуть ему чаевые.

– Подкаст с поезда. Дэми. Гениально. Спасибо, – и вышел, закрыв за собой дверь.

Мы проспали десять часов. Тут ничего интересного не расскажу. Надо отметить, что спали мы с Фином отдельно – я на диване, а он на кровати. В какой-то момент я приняла ванну. А потом принял ванну он. Слушать об этом, в общем-то, скучно, но опыт был божественный. Так чудесно было помыться.

За ночь, пока мы спали, случилось вот что.

Подкаст произвел настоящий фурор. По большей части из-за рассказа Дэми про Ергея и хихикавших на фоне Фина со Звиадом. Я переслушивала эту серию и признаю, она хороша.