Обвиняется в измене

Разведчики переваливаются за борт, озорно взвизгивают. Вода доходит им до груди, а тому, кто пониже ростом, — до горла. Держа автоматы над головой, десантники бредут к берегу.

— Не мог уж прямо к подъезду. Сачок, — ворчливо раздается из воды. Затем со смехом — Пока!

— Счастливо, — отвечает командир. — Вернусь, как условились. Не задерживайтесь!

На берегу отчетливо проступают отдельные утесы, скалы, деревья. Откуда-то потянуло холодком, тут же пахнуло сладким, пряным запахом цветов.

— Полдела сработали, — лейтенант удовлетворенно начинает посвистывать. Замолкает, прислушивается и говорит, ни к кому не обращаясь — Чуточку обождем. Если сигналов не последует, возвращаемся.

Прошло минут тридцать. Берег безмолвствует, все тихо.

— Порядок, пошли в базу.

Катер качается. Затем, как бегун на старте, делает рывок. Почти тотчас изчпод киля раздается скрежет, я «Г-5» подпрыгивает, словно телега на кочках. Мелькают листы ржавого железа, перепутанные снасти, бороды зеленых водорослей.

— Напоролись! — заключил лейтенант и крикнул мотористу — Что у тебя?

— Вроде винт срезало. Двигатель едва вразнос не пошел — остановил. Сейчас разберусь.

— Валяй живее. Этого только, елки-палки, не хватало, — командир сдергивает шлем, вытирает вспотевшее лицо. — Вот лопух несуразный.

На востоке розовеет. Предутренняя дымка откатывается к горизонту. В небе ни облачка. До берега метров двести.

— Ну как там? Чего чикаешься? — нервно торопит лейтенант.

— Плохо. Лопасти согнуло и прижало к валу — самим не распрямить. Руль покорежило, сальники текут.

— Хоть ползком сможем?

— Попробую.

Мотор нерешительно урчит. Слышится стук металла о металл. Катерок трясет так, что дрожит мачта, но он все же двигается вперед.

— Быстрее не выйдет! — докладывает моторист.

— Выжимай, если получится. Да не запори, а то нам гроб с музыкой, — командир качает головой, осматривается вокруг, словно надеется на какую то помощь.

Над подсвеченными солнцем зубцами горного хребта возникают поблескивающие точки.

— Самолеты! Справа восемьдесят! — испуганно кричит Березовский. — На нас поворачивают.

— Спокойно, Гриша. Вижу, — лейтенант надевает шлем и сдвигает его на затылок. — Приготовь пулемет. — Добавляет неуверенно — А не свои?

— Не… «Юнкерсы» это… — Боцманенок направил ДШК на приближающихся пикировщиков.

Отчетливо доносится прерывистый звук моторов. Самолеты забирают в море, чтобы отрезать катеру пути отхода, потом с нарастающим гулом начинают заходить на цель.

— Огонь! Гриша!

Березовский торопится, пытается сразу поймать в кольцо прицела силуэт «юнкерса». Пот заливает глаза. Меж лопаток вдоль позвоночника ползет холодная струйка. Григорий решительно нажимает гашетку. Пулемет задергался. Навстречу машинам несется свинцовая очередь.

Самолеты сваливаются в пике. По обшивке «Г-5» шлепают пули, вспарывая алюминий. Леденящий душу звук ввинчивается буравом. Небо опрокидывается и с треском раскалывается. С обеих сторон словно кнутом ударяет по барабанным перепонкам. Катер подкидывает, чуть ли не отрывает от воды.

— За борт! — лейтенант отпихивает юнца и становится к ДШК. Не удержавшись, Гришка падает в море. Когда выныривает, катерок уже пылает костром. От едкой копоти саднит горло, печет. Метрах в десяти над водой мелькает голова командира — очевидно выкинуло взрывом с мостика. Лейтенант, отплевываясь, кричит:

— К берегу… жми! К берегу… быстрее…

Второй «юнкере», описав дугу, тоже атакует. Строчка фонтанчиков пересекает место, где находится командир. Его голова скрывается в волнах.

«Это же он нас, гад, добивает», — сообразил Григорий со страхом и нырнул… Долго, пока не стало колоть в легких, держался под водой. Наконец, задыхаясь, выскочил на поверхность, поплыл туда, где недавно видел командира. Заметался, позвал?

— Товарищ лейтенант!.. Товарищ лейтенант!..

Командир не откликался… Григория охватил ужас. «Один в тылу у немцев. Что делать? Куда деваться без оружия?» — терзался он.

Вплотную к пляжу спускались густые заросли. Из начинающих желтеть куп низкорослых деревьев зелеными свечками торчали кипарисы. С берега доносился их терпкий, смолистый аромат. Вдали проступали скалистые, в серых осыпях, лысые вершины. Рядом, над выброшенными на гальку водорослями, распластав остроконечные крылья, кружили чайки.

Плавал Березовский отменно, еще бы — родился у моря. Скинул мешающий пробковый нагрудник. Почувствовал — на левой ноге нет ботинка, вероятно, соскочил в суматохе. Дрыгнув правой, освободился от второго. Вскоре ноги коснулись дна. Встал, отдышался и, рассекая плотную воду грудью, двинулся вперед.

— Эй! — неожиданно оглушил хриплый голос.

Боцманенок вздрогнул и присел. Пугливо озираясь, завертел головой.

Рядом с лавровишней стоял мужчина. Приземистый, в фуражке с длинным, мягким козырьком. На нем коричневая куртка со светлыми отворотами, подпоясанная широким ремнем с подсумком. На рукаве — широкая повязка, как у санитара. В руках винтовка без штыка.

«Кто он? — пронеслось в мозгу. — Не немец, точно. Может, партизан?» Надежда тут же исчезла.