Обвиняется в измене

Неожиданно Виорика медленно — подняла веки, дыхание со свистом вырвалось из груди. Попыталась приподняться и что-то прошептала. Он не расслышал и наклонился к ней. В широко распахнутых глазах девушки Олег увидел застывший страх. Она смотрела в пролом стены. Одинцов проследил за ее взглядом и увидел над каменными зазубринами голову в немецкой пилотке. В тот же миг сухо щелкнул выстрел. Младший лейтенант вздрогнул. Из рук Виорики вывалился вальтер.

Из пролома испуганно донеслось:

— Не стреляйте! Это я! Я это!

Через камни перевалился человек. Одинцов опустил уже вскинутый парабеллум, узнав в незнакомце матроса с торпедного катера.

— Товарищ младший лейтенант. Березовский я, Григорий… Иванович.

— Откуда? Где взяли форму?

— Сейчас объясню! Сейчас! — заторопился Березовский. — Мы же условились, помните? Кто в жи-вых останется, собираться здесь. — Он огляделся. — А Карлов? Лунев? Что, никого больше нет?

— Никого, — вздохнул младший лейтенант. — Ох, Григорий Иванович, чуть заикой меня не сделали. Да и сами под огонь попали. Не лопала она в вас?

— Не. Над ухом свистнуло. Разве, — он нащупал мочку, на пальцах проступила кровь. — Смотрите, зацепила малость.

— До свадьбы заживет. Значит, получается — одни мы уцелели. Еще вот ее встретил. Так какими вы судьбами?

Березовский, сбиваясь, коротко рассказал, что произошло с ним после взрыва. Закончил, глядя на девушку:

— Знаю я ее. Виорикой звать — сестренка моего дружка. Мы в одной слободке жили. Она…

— Мне известно, — перебил командир. — Заболела, а чем — не пойму, кажется, серьезно. Да-а. Верил бы в бога, подумал бы: он-то вас мне и подкинул. Совсем руки опустились, не представлял, что и делать. Ну, теперь вдвоем полегче. Вам места эти знакомы?

— В ту сторону, — махнул к Севастополю, — хорошо знаю. — А туда, — кивнул головой в сторону заречья, — плоховато. Пока добирался, плутал.

— Давайте посоветуемся, что предпринять дальше.

— Что скажете, то и предпримем. — Григорий присел на корточки возле девушки, осторожно провел ладонью по ее щеке — Ух ты, прямо горит. Наверное, под сорок. — Оглядел ее фигурку. — Она вся мокрая. Переодеть бы следовало. У меня рубашка чистая и свитерок Эра завернула кроличий. Снять?

— Правильно, — кивнул Одинцов. — Снимайте. — Потом как-то недоуменно скривил губы и закончил шепотом — Но ведь ее-то раздеть нужно? Неудобно.

— Подумаешь, — Гришка ответил таким тоном, словно лишь тем и занимался, что раздевал женщин. — Она же больная. Чего тут стесняться-то?

— Да, знаете… — поежился командир.

— Подумаешь, — перебил Березовский.

— Ладно, — младший лейтенант махнул рукой. — Чего, действительно, стесняться, простит она нам.

Не обращая внимания на слабые протесты Виорики, ее раздели донага, растерли, переодели в сухую одежду Березовского. Потом влили в рот немного разведенного спирта. Наконец, завернули в кожанку и уложили на сломанные ветки.

— Ну, Григорий, как нам лучше выбираться отсюда?

— Лучше всего, кажется, по берегу. Фрицы побаиваются корабельной артиллерии и к побережью особенно не жмутся, А в некоторых местах на ночь даже отходят в горы, Надо сперва попытаться проскочить к нашему городку. Эра говорила, что его сожгли, но кто-то наверняка остался из старожилов. Найдем — помогут, у нас там народ что надо, хороший.

— Добро, — кивнул командир. — Как стемнеет, возьмем ее на руки и отправимся.

— Носилки соорудим?

— Нет. Сам понесу, а вы впереди, как дозор. Решено?

— Есть, — Григорий приложил ладонь к пилотке.

…Идти было трудно. Продирались напрямик, сучки и колючки царапали лицо и руки, рвали одежду. Иногда набредали на тропинки. Но они, как назло, чаще всего пересекали путь поперек. Да и логично — по большинству из них отдыхающие прогуливались от своих жилищ на пляж. Решили было спуститься к самому берегу, но стало еще хуже, приходилось обходить скальные нагромождения. Поэтому вновь поднялись повыше.

Младший лейтенант нес девушку. Виорика иногда приходила в себя, охватывала его шею руками, не сводила запавших глаз с лица Одинцова. Но потом снова забывалась, начинала бредить, порывалась вырваться, тогда Одинцову приходилось туго.

Шли долго. Наконец Гриша остановился, поджидая командира. Уже рассветало. Меж ветвями виднелась блеклая водная ширь. Небо затянули облака, и в них, как в перевернутом зеркале, отразилась вынесенная рекой мутная желтизна.

Подошел младший лейтенант, вопросительно взглянул на матроса, словно спрашивая «в чем заминка?».

— Окраина городка, — кивнул Григорий, — тут к нему примыкает наша слободка. Здесь я и жил. Видите, все сожгли, мерзавцы.

Действительно, кое-где торчали печные трубы, обгоревшие стропила, остатки фундаментов, закопченные остовы кирпичных зданий. Легкий ветер доносил запах недавнего пожарища.

— Там у скалы, за оврагом, — продолжал рассказывать Григорий, — жили дед Афанасий и бабушка Марья. Баптисты вроде, в общем, так о них говорили, но люди они добрые. Вон за орешиной крыша — это их избушка уцелела. Пойти проверить?