Обвиняется в измене

«Вот почему она сказала: не было бы вам самому хуже, — подумал Антон. — Старая заповедь — сын за отца не отвечает — здесь, как и везде, не в почете. Теперь каждый отвечает за все, за любые грехи: и свои и родителей. Однако кто нам дал право быть высшим судьей? И дал ли? Может, Петенька, как зовет его Кривошеин, присвоил себе такое право вместе с другими и теперь, не задумываясь, решает судьбы, казня и милуя по собственному усмотрению и сообразуясь только с мнением начальства, но никак не с законом, собственной совестью и партийными идеалами? Да и всегда ли они у нас совпадают — закон, совесть и брошенные с высоких трибун лозунги? Сколько еще людских судеб вот так вот, походя, будет решено! Сколько еще искалечится жизней, молодых и старых? Неужели он, Петенька, не понимает, что творит, обрекая девчонку на голод и холод, лишая ее работы, угла и куска хлеба в чужом городе?»

— Такому ли я тебя учил? — глядя в пол, глухо спросил Кривошеин.

Первухин дернулся, как будто его ударили, и, повернув к нему покрывшееся красными пятнами лицо, заорал:

— А что я могу?! Что?! Когда кругом давят?! За план отвечай, за рабочую силу отвечай, за бронь отвечай, за выявление врагов отвечай, за поставки отвечай… «И еще ваши ориентировки, проверяй дела, а если проморгаю, то что будет со мной?!

Сергей Иванович брезгливо поморщился и непослушными пальцами начал застегивать шинель.

— Испугался? За свой драгоценный зад испугался? А другие пускай расхлебывают? Ладно, похлебаем, еще и директор есть в генеральском звании, не только ты тут один такой умный сидишь…

Хозяин кабинета сник и почти шепотом сказал:

— Не считай меня за подлеца, Сергей Иваныч. Если распишешься, что под твою личную ответственность, пусть возвращается.

— Где? — подошел к столу и взял ручку Кривошеин. — Где тебе расписаться?

Первухин шустро открыл сейф, достал тощую папку и ткнул пальцем в листок:

— Тут.

Сергей Иванович обмакнул перо в чернильницу и аккуратно расписался, быстро набросав несколько строк.

— Все? — уже от двери спросил он.

— Все, — запирая сейф, ответил довольный Первухин.

По лестнице спускались молча. Так же молча прошли к ожидавшей их машине, сели в нее. Когда выехали за ворота завода, Кривошеин достал очередную папиросу и, прикуривая, бросил:

— Теперь у нас с тобой один только выход — найти вражину как можно скорее. Этот подлец Петя сегодня же рапорт на нас обоих накатает. К вечеру будет готово.

— Почему к вечеру? — не понял Антон.

— А до этого времени он на тебя данные соберет, — криво усмехнулся Сергей Иванович. — Может, съехать тебе от греха с этой квартиры?

— Ну нет, — насупился Волков. — Мало ли подлецов… Кстати, сегодня приходит московский поезд.

— Встретят, — заверил Кривошеин. — Вот еду и думаю, когда Петька таким стал, а? Ведь из комсомола ко мне пришел, на эту должность я его сам рекомендовал. Выходит, не разобрался до конца в человеке. Неужели такие, как он, нами с тобой еще командовать со временем начнут?

Антон не ответил. Он думал о том, что такие, как Первухин, уже давно командуют, только Сергей Иванович этого все еще не замечает или не желает замечать…

Все было как всегда — обледенелый, грязный перрон, холод, ветер, люди с поклажей и ставшим постоянным голодным блеском в глазах, запах горячего металла, казалось, пропитавший насквозь этот город, сделавшийся неотъемлемой частью его воздуха, розоватое небо над далекими заводами, привычный шум вокзала.

Вроде бы нормально, но Ромин все же волновался. Он решил действовать сегодня, именно сегодня, не откладывая больше своих проблем на завтра, поэтому; уки его слегка дрожали, когда он прятал на груди пистолет. Держать оружие там ему казалось удобнее всего — сунуть руку якобы за какой-то вещью, которую ок должен передать связному, и вытащить вместо нее оружие, приставить к его груди и нажать на спусковой крючок. Патрон в стволе, предохранитель он сдвинет в самый последний момент перед выстрелом, который освободит его хотя бы наполовину, потому что останется еще усатый напарник-скотина, проклятый идиот Скопин. От напарника он избавится на обратном пути в Москву, а потом быстренько уничтожит рацию и оружие.

Возбуждение, овладевшее Роминым, подстегивало, требовало действия. Буркнув напарнику, что он идет в город по делу, Ромин выскочил на перрон, торопливо пошел к вокзальному зданию, высматривая среди пассажиров знакомую фигуру в промасленном ватнике и больших серых валенках с галошами из автомобильных покрышек. Ага, вот он толчется около дверей туалета.