Обычная история

В себя возвращает боль в затекших мышцах.

— Вить, слезь с меня.

Разъединяемся. Холодно. И пусто. В соседнем дворе по случаю праздника запускаются фейерверки, в комнате пульсирует разноцветное зарево. В нем полуголая я как на ладони. Но мне не стыдно. Мне жаль… Жаль нас с этим дураком. Он так светится, что сомнений нет — решил, будто мое прощение уже у него в кармане. Но это не так совершенно, господи. И близко нет. Хотя, конечно, присутствует огромное искушение, я знаю — поддаться ему сейчас — значит обречь нас на мучительную агонию. Я никогда не смогу забыть его: «Кэт, кое-что изменилось. Ч-черт. Прости, ты… Должна знать, что я кое-кого встретил. Все серьезно, мы живем вместе. Сашке Ника нравится… Она ей как мать».

И никогда не смогу простить.

Как ему объяснить, чтобы понял? Я не смогу дать ему то, что он хочет. Это в принципе невозможно. Даже если он в колени мне упадет, каясь, но Реутов же не станет. Я знаю. И хорошо. Я таким его и люблю. Любила…

Хаотично мечущиеся мысли разгоняет стук в двери.

— Ждешь кого-нибудь?

— Шутишь? — округляю глаза. — Соседи, наверное. В домофон-то не звонили.

— А он работает вообще? — усмехается Реутов, застегивая ширинку.

— Ну, коммуналку я плачу исправно.

Он идет первым. Я топаю за ним, накинув на себя Реутовскую рубашку, когда слышу:

— Эй! Какого хрена вообще?

И хоть Виктору никто не отвечает, я знаю, сердцем чувствую, кого сейчас увижу. Молчу. И Валеев молчит. Просто смотрим друг на друга. Он на свету. Я в сумраке комнаты. Его лицо как на ладони: сжавшиеся челюсти с ходящими туда-сюда желваками, прищур… Он же вряд ли может разглядеть хоть что-то, кроме белеющей на мне, как одеяние привидения, рубашки. И хорошо. Зачем все портить слезами?

Еще один взгляд на меня, потом за спину. Разворот. Тихий щелчок замка. И будто он мне почудился.

По стенке скатываюсь вниз. Обнимаю колени. И, наконец, отпустив себя, просто взахлеб рыдаю. Ничего-ничего. Это нормально. Хотя, судя по реакции Реутова, со стороны так не скажешь. Смеюсь. Но это не истерика. Мне действительно весело. И больно очень. И… легко. Наконец, легко. Я, похоже, поставила точку. В нашей истории с бывшим. Этот секс… Я не жалею. Ни о чем. Мне это было нужно, чтобы его полностью отпустить. Может, даже счет сравнять. Черт с ним. Чтобы насолить Нике. Мне даже не нужно, чтобы она об этом узнала. Важен сам факт — за ней не осталось последнего слова. Она не смогла, как ни пыталась, занять то место, которое я всегда занимала в сердце своего мужика. Какую бы херню он ни сотворил, это для меня оставалось важным. А теперь все.

— Я тебя не люблю, Реутов. Прикинь. Это возможно. Я. Тебя. Больше. Не. Люблю.

— А кого любишь, Кать? Валеева? — мертвым голосом уточняет Виктор.

— Да. Можешь злорадствовать — моим он никогда не будет. У нас с ним вообще ничего больше не будет.

— Совсем я в твоих глазах упал, да, Кать?

— Ну почему же?

— Потому что ты всякую херню обо мне думаешь. А я… Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, понимаешь?

— Я была, Вить. С тобой была.

— И будешь! — настаивает бывший муж.

— Куда я денусь? Но, наверное, уже сама по себе. Так спокойней, знаешь ли.

Глава 31

Миша

— Агу, уа-а-а.

С улыбкой смотрю на перевернувшуюся со спины на живот… дочь. Дочь, мать его так. Мою дочь, прикиньте? Страшно довольная собой Машка балансирует на вытянутых перед собой руках и беззубо улыбается. Слюни рекой текут по подбородку, кофточка, которую я не так давно сменил, опять намокла — хоть снова переодевай. А мелкой хоть бы хны. Сияет, то старательно размахивая конечностями, то выпячивая зад. И ведь невозможно ей не улыбнуться в ответ. Совершенно ведь невозможно.

— Да вижу, вижу. Классно выходит, Маняш. Спи давай, поздно.

Десятый час, ага. А ее непутевая мамаша где-то лазит. Свидание у нее, видите ли. Свидание! Первое время я думал, эта сука меня разводит. Но потом увидел ее с каким-то бугаем в нашем кафе. Он ей что-то рассказывал, а эта сидела, развесив, как дура, уши. И такое блаженство у нее на лице было. Будто этот стареющий мудак ей и впрямь пиздец как нравился.

Признаться, когда я поставил Ташу в известность, что готов с ней разделить заботы о нашем ребенке, я никак не предполагал, что она так буквально это воспримет. Но она меня прям за яйца взяла, да. Чуть ли не график у нас теперь — сегодня я сижу с Машкой, завтра она. Ибо ей тоже нужно свободное время. То на то, чтобы заскочить в салон, то на свидание, ибо «А что такого, Миш? Я родила, а не записалась в монахини».

— Уа-а-а!

Напевая под нос что-то из Нирваны, похлопываю мелкую по заду, укачивая. Глаза у нее мои. Только сонные-сонные. В сердце от этого горячо. Не думал, что этот крохотный червячок займет так много места в душе. Глажу круглую щечку. Харю Машка наела приличную. По сравнению с тем, какой крошечной она была, когда родилась, сейчас она прямо-таки упитанная. Хватает ручонкой меня за палец, тащит в рот.