Обычная необычная история

Маша, которая была высокой и без платформ, а на маминых босоножках стала казаться мне Дядей Степой, молча прошла к своему месту и села за парту к своему соседу, закинув ногу на ногу.

Машин сосед, пребывавший в шоке, как и мы все, посмотрел на Галину Ефимовну, как бы спрашивая глазами «Что мне делать?», затем, не получив никакого ответа, повернулся назад, будто что-то искал, потом очень неряшливо и наспех собрал свои вещи и пересел за последнюю парту, одиноко пустовавшую в нашем кабинете.

Надо заметить, что над Машей вообще никто не засмеялся, как мне кажется, наверное, потому, что никто не понял, что произошло. Кроме, разумеется, Галины Ефимовны, которая все поняла правильно и не стала ругать Машу, до которой быстро дошло, что она сделала что-то не то.

Когда Машин сосед пересел, Маша заплакала и выбежала из класса. По логике вещей, конечно, чтоб ее успокоить, за ней должна была побежать ее лучшая подруга, то есть я. Но я, как вы сами понимаете, бегать и ходить не могу, поэтому просто наблюдала за всем со стороны.

Неловко вышло.

Когда Маша успокоилась, она отпросилась у Галины Ефимовны и сходила домой, чтоб смыть с себя свой, возможно, первый макияж и переодеться в свою обычную одежду.

После этого случая Машу никто не подкалывал и даже не вспоминал ее выходку. Такой вот был дружный и понимающий класс.

Ну и, конечно, не обошлось и без первой школьной влюбленности, куда же без нее. Мне очень нравился мой одноклассник Женя Семенов.

Мы с девчонками делали разные анкеты типа «вопросики-ответики».

Какой твой любимый цвет? Какая твоя любимая еда? Какая любимая одежда? Какой любимый урок? Какой нелюбимый урок?

Конечно, мне казалось, что моя анкета была самая клевая, ведь я потратила на ее создание много времени – вырезала какие-то картинки из журналов и аккуратно их клеила на страницы обычной тетрадки. Использовала цветные пасты и фломастеры, запихивая свои вопросы в розовые и голубенькие облака.

В этих анкетах был раздел «секретики» с вопросами «Кто тебе нравится?» и «Кого ты ненавидишь?», и я внимательно вычитывала, что же там написал Женя Семенов.

Чувств у него ко мне, конечно, никаких не было, но это не мешало мне считать его классным парнем и любить аж до пятого класса.

Учась по трехлетней программе, сразу после третьего класса мы пошли в пятый, перепрыгнув через номер.

У нас был выпускной, где мы попрощались с Галиной Ефимовной и в последний раз вместе с ней закатили концерт, где каждый выпускник выступил со своим номером, а я спела песню.

Именно благодаря своему недугу и чаепитиям, которые Галина Ефимовна устраивала на каждый праздник (Восьмое марта или Новый год), я и стала петь. Танцевать я не могла, играть на музыкальных инструментах не умела, но выступить нужно было обязательно. Что еще оставалось делать? Только петь.

К моему великому сожалению, с пятого класса, когда началась беготня по кабинетам, мне пришлось перейти на домашнее обучение. Я по-прежнему не теряла связь с классом, но общение было уже не такое плотное, как в первые три года.

Ко мне на дом приходили учителя и занимались со мной индивидуально. Тут мне вновь повезло с преподавателями, потому что учителя мне попались очень сильные. Казалось, будто я их лучший ученик, и они вкладывали в меня всю свою душу, чтобы потом за меня, как за свою проделанную работу, было не стыдно.

Во многом, конечно, дело не во мне, просто люди очень любили свое ремесло и не могли выполнить работу тяп-ляп. По русскому языку у меня была учительница Валентина Васильевна, по математике – Елизавета Семеновна.

Елизавету Семеновну боялась вся школа, и ученики между собой звали ее Пифагорихой. Она была уже пожилой, но не пропустила ни одного занятия. Ни по болезни, ни по еще каким-либо другим причинам.

Она приходила ко мне на каждое занятие, хоть и с трудом поднималась на третий этаж. Хе-хе, взялась за меня мертвой хваткой со словами: «Будешь у меня математику знать на «5».

Тогда мы с мамой уже баловались дома и записывали песни на магнитофон. То есть шла песня, а я пела поверх голоса. И кассеты с записями мы дарили моим учителям, которые буквально переживали и болели за меня. Чтоб я выучилась как надо, а не абы как.

И Валентина Васильевна, учительница русского языка и литературы, прослушав запись, стала меня хвалить и сказала моей маме, что ей нужно отдать меня куда-нибудь на занятия вокалом.

– Вот увидишь, Рита, – обратилась к моей маме Валентина Васильевна, – как только ты выведешь Юлю на сцену, там она и останется. Без разницы, какую песню она будет петь, у девочки талант, и его нужно развивать!

– Ну что вы, Валентина Васильевна, – засмущалась моя мама, – одно дело дома дурачиться, совсем другое – на сцене при зрителях. Еще засмеют…

– Да прямо! – махнула рукой учительница. – Ну и что, что она на коляске. Что тут смешного? Поет-то Юля и правда здорово!

– Ну не знаю, – мама сомневалась и была растерянна.

– В общем, попомни мои слова, – закончила Валентина Васильевна. – Я хоть в этом и не разбираюсь, но уверена, что Юля, выражаясь молодежным языком, поет очень даже круто!