Обычные люди

Спускаясь, он столкнулся с тем, что день, оказывается, уже в разгаре: через витражное окно струился свет, на коврике у двери лежала почта – немым упреком трудолюбия и работоспособности. На кухне обнаружилась записка от Стефани: «Ушла на работу. И тебе бы пора». На радиоприемнике светилось время – 10:13. Дэмиэну придется снова позвонить в офис и сказаться больным, и он это сделает, вот только сигаретку выкурит. Он зажег ее, стоя на улице, у задней двери, и глубоко вдохнул короткое сладостное забвение. На миг все стало как-то получше. Сад был прекрасен. Дэмиэн найдет способ в него вернуться. Будет играть с детьми на травке. Будет стричь газон. Снова станет достоин своей семьи.

Но это состояние слишком быстро кончилось, так что он выкурил еще одну сигарету, а потом еще одну. У него будет рак, он знал это. Рак появится во вторник, потому что вторник – раковый день. Ощущая в глотке табачную смолу, Дэмиэн ушел с солнца, вошел обратно в дом, осознав, что голоден: ему хотелось тостов и кофе. Он наполнил чайник, сунул в тостер два куска хлеба, побрел в гостиную, где уселся на голубой ситцевый диван и включил телевизор. Тогда-то это и случилось. Вот оно. Дорога. Тощий мерцающий человек. Белая рука, поворот ноги. Музыка.

* * *

Майкл Джексон был на всех бесплатных каналах. В новостях, в музыкальных программах, фильмах, рекламе. Он вертелся вокруг своей оси в своих стремительных сияющих ботинках. Он танцевал на улице в сумерках, следуя за девушкой в обтягивающем платье, скользил вниз по лестнице в белом смокинге. Тысяча подергиваний тазом. Летящие искры мелькающих белых носков. Характерные взмахи знаменитой белой перчаткой. А потом он же, но уже не такой подвижный. Лучи фонариков, голубой накал сирен. Носилки во внутреннем дворе, на них – нечто тощее, слишком тщедушное для взрослого мужчины, и тем не менее это был он, Майкл. Голова прикрыта. Носилки грузятся в фургон скорой. Это были таблетки, плохие таблетки и плохой врач. И Джексон был мертв.

Дэмиэн смотрел, ошарашенный, потрясенный, а песни играли одна за другой, клип за клипом – и все они теперь стали историей. Бугристые небеса в «What About Us». Скрипучая дверь в «Thriller» – мрак этой песни, его любимый кусок, тяжелое дыхание в такт музыке, когда Майкл обращается в непринужденного зомби и все исполняют общий танец. Майкл Джексон понимал природу зла, его присутствие повсюду. Он понимал, что необходимо жить бок о бок с этим злом, что мы должны научиться носить его плащ, распознавать его в себе. Он знал, что внутри у него обитает демон и что именно этот демон порождает в нем брожение этой утонченной, пронзительной энергии, когда он, Майкл, поет и танцует. Именно музыка дала Майклу имя. Она была больше его. И теперь наконец вышла из ужасной, насмешливой тени своего создателя. Это был чистый, громкий, захватывающий праздник отчаяния. Неверленд заполонили плакальщики. Воздух лишился Майкла, который теперь возносился вверх, к луне, чтобы выступить в последний раз: гипнотические ступни, джазовая балерина. Лишь теперь, когда все это рушилось на его глазах, Дэмиэн наконец в полной мере понял и признал, что означает смерть его отца. Она поразила его с какой-то новой наготой, перевернула внутренности. Отец мертв. Он был – воспоминания и прах. Он, Дэмиэн, никогда его больше не увидит. Он ощутил это отсутствие во всей его подлинной ясности и непоправимости, и по его лицу потекли слезы.

Два часа он сидел и смотрел. Есть тосты расхотелось, все мысли о работе забылись. Всхлипывая, Дэмиэн смотрел, как говорят про Майкла, смотрел на танцующие ноги Майкла, и на него волной накатывали воспоминания – песни, которые звучали в темных комнатках его детства, в коридорах съемных квартирок. После книг музыка стала вторым образованием, которое дал ему отец. Они слушали вместе, а какое-то время даже танцевали – в дни Джойс. Они вместе наблюдали за этими постепенными тревожными переменами: как Джексон все дальше и дальше отступал от себя, пытаясь нарисовать себе новое лицо, вот только никак не мог избавиться от старого. Чем дольше Дэмиэн смотрел, тем больше ему казалось, что на него с экрана глядит Лоуренс. Он снова увидел, как Лоуренс идет по Рейлтон-роуд в своей измятой одежде, как он лежит на койке хосписа в свою последнюю ночь, с этим подавленным, разочарованным выражением глаз. Дэмиэн вспоминал это, и ему вдруг пришла в голову мысль – настолько сильная, ясная, полноценная, что, когда она обрушилась на него, он ощутил вспышку радости. Этой мыслью следовало заняться сейчас же, пока она не удрала. Дэмиэн совершенно точно знал, что ему надо сделать, с чего начать. Он встал. Он почти воспарил.